Ламберт взглянул на Геральта. Геральт утвердительно кивнул.Молодой ведьмак встал, снял с высокой полки большой квадратный хрустальныйграфин и небольшой флакончик. Перелил содержимое флакончика в графин,встряхнул, разлил прозрачную жидкость по стоящим на столе кубкам.

– Выпей с нами, Трисс.

– Неужто ваша тайна и впрямь настолько страшна, –съехидничала чародейка, – что на трезвую голову о ней говорить нельзя,обязательно надо сначала надраться?

– Не умничай. Глотни. Легче поймешь.

– А что это?

– «Белая Чайка».

– Что?

– Легкое снадобье, – улыбнулся Эскель, – дляприятных сновидений.

– Черт возьми! Ведьмачий галлюциноген? Так вот почему увас вечерами блестят глаза!

– «Белая Чайка» – мягкое средство. Галлюциногенысодержит «Черная».

– Если в напитке есть магия, мне нельзя его брать врот!

– Исключительно натуральные составляющие, –успокоил Геральт, но при этом мина у него была сконфуженная. Он явно опасалсярасспросов о составе эликсира. – К тому же разбавлены большим количествомводы. Мы б не стали предлагать что-то такое, что может навредить.

Игристая жидкость со странным вкусом обожгла холодом глотку,разлилась теплом по телу. Чародейка провела языком по деснам и нёбу. Но несмогла распознать ни одного составляющего элемента.

– Вы дали Цири выпить этой… «Чайки»? – догадаласьона. – И тогда…

– Чистая случайность, – прервал ее Геральт. –В первый вечер, сразу по приезде… Она хотела пить. Бокал «Чайки» стоял настоле. Мы не успели оглянуться, как она выпила одним духом. И впала в транс.

– Набрались мы страха, – признался Весемир ивздохнул. – Ох, набрались, девочка. По горлышко.

– Она заговорила не своим голосом, – спокойносказала Трисс, глядя ведьмакам в глаза, отражавшие огоньки свечей. –Начала говорить о том, чего знать не могла. Начала… пророчествовать. Верно? Чтоона говорила?

– Глупости, – сухо сказал Ламберт. – Бессмысленныйбред.

– Не сомневаюсь, что вы тогда прекрасно поняли другдруга. Бред – твоя стихия, убеждаюсь всякий раз, стоит тебе раскрыть рот. Окажилюбезность, не раскрывай его некоторое время. Лады?

– На этот раз, Трисс, – серьезно сказал Эскель,потирая шрам на щеке, – Ламберт прав. Глотнув «Чайки», Цири действительнозаговорила так, что мы ничего не сумели понять. Тогда, в первый раз, это былаполная белиберда. Только после…

Он осекся. Трисс догадливо покрутила головой.

– Только во второй раз она заговорила осмысленно. Сталобыть, был и второй. Тоже после наркотика, который хлебнула по вашейнеосмотрительности?

– Трисс, – поднял голову Геральт. – Сейчас недо шуток. Нас это не забавляет. Нас это тревожит и беспокоит. Да, был и второйраз. Цири довольно неудачно упала во время тренировки. Потеряла сознание. Когдапришла в себя, снова погрузилась в транс. И опять несла чепуху. И снова голосбыл не ее. И снова все было непонятно. Но я уже слышал подобные голоса,подобный характер речи. Так говорят несчастные, хворые, душевнобольные женщины,которых называют оракулами. Понимаешь, что я имею в виду?

– Полностью. Это во второй раз. Переходим к третьему.

Геральт вытер лоб, вдруг покрывшийся испариной.

– Цири часто просыпается среди ночи, – началон. – С криком. Она многое пережила. Она не хочет об этом говорить, но,несомненно, видела в Цинтре и Ангрене такое, что ребенку видеть не положено. Ядаже опасаюсь, что… кто-то ее… обидел. И это возвращается в снах. Обычно еелегко успокоить, она засыпает без труда… Но однажды, проснувшись, она сновавпала в транс. Опять заговорила чужим, неприятным… злым голосом. Говорила четкои осмысленно. Пророчествовала, прорицала. И напророчила нам…

– Что? Что, Геральт?

– Смерть, – мягко сказал Весемир. – Смерть,дитя мое.

Трисс взглянула на Цири, пискливо упрекавшую Койона вобмане. Койон обнял ее, рассмеялся. Чародейка вдруг поняла, что никогда,никогда раньше не слышала, чтобы ведьмаки смеялись.

– Кому? – быстро спросила она, глядя на Койона.

– Ему, – сказал Весемир.

– И мне, – добавил Геральт. И улыбнулся.

– А когда проснулась…

– Ничего не помнила. А мы не расспрашивали.

– И правильно сделали. Теперь о пророчестве. Оно былоконкретным, детальным?

– Нет, – глянул ей прямо в глаза Геральт. –Путаным. Не спрашивай об этом, Трисс. Нас печалит не содержание ворожбы и бредаЦири, а лишь то, что с ней творится. Мы боимся не за себя, а за…

– Осторожнее, – бросил Весемир. – Не говориоб этом при ней.

Койон подошел к столу, таща девочку на закорках.

– Пожелай всем спокойной ночи. Полночь близко. Вот-воткончится Мидинваэрн. С завтрашнего утра весна ближе с каждым днем!

– Пить хочется. – Цири слезла с закорок,потянулась к кубку Эскеля. Ведьмак ловко отодвинул кубок, схватил кувшин сводой. Трисс быстро поднялась.

– Прошу, – подала она девочке свой наполовинуполный кубок, одновременно многозначительно сжав руку Геральту и глядя в глазаВесемиру. – Пей.

– Трисс, – шепнул Эскель, видя, как Цири взахлебпьет. – Что ты делаешь? Это же…

– Помолчи, пожалуйста.

Ждать почти не пришлось. Цири вдруг напряглась, тихокрикнула, улыбнулась широкой, счастливой улыбкой. Зажмурилась, раскинула руки.Засмеялась, закружилась, затанцевала на цыпочках. Ламберт молниеносно отбросилстоявший на дороге табурет, Койон встал между танцующей девочкой и огнемкамина.

Трисс вскочила, вырвала из-за декольте амулет – оправленныйв серебро сапфир на тонкой цепочке. Крепко зажала его в кулаке.

– Дитя, – простонал Весемир, – что тыделаешь?

– Я знаю, что делаю, – сказала она резко. –Девочка впала в транс, а я установлю с ней психический контакт. Войду в нее. Явам говорила, что она представляет собою что-то вроде магического посредника,передатчика, я должна знать, что она передает, как и откуда черпает ауру, какее преобразовывает. Сегодня Мидинваэрн, удачная ночь для такого мероприятия…

– Не нравится мне это, – нахмурилсяГеральт. – Совсем не нравится.