– На территории храма Мелитэле? Чтобы Нэннеке вытуриланас в шею? Нет уж, благодарю. А теперь сиди смирно. Мне надо подумать.

– А над чем ты так раздумываешь? Ну, ну, все. Молчу.

– Не нахожу слов от радости. А я уже начала былоопасаться, что ты задашь один из своих несравненных вопросов.

– Почему бы и нет? Я люблю твои несравненные ответы!

– Наглеешь, утенок.

– Я – чародейка. А чародейки ехидны и наглы.

Молчание. В воздухе неподвижность. Душно, как перед грозой.И тишина. На этот раз прерываемая только далеким карканьем воронья.

– Их все больше, – задрала Цири голову. –Летят и летят… Как осенью. Отвратные птицы… Жрицы говорят, что это плохой знак…Знамя… Нет. Знамение или как-то так. Что такое знамение, госпожа Йеннифэр?

– Прочитай в Dhu Dwimme morc. Там целая глава посвященаэтому.

Молчание.

– Госпожа Йеннифэр?

– А, черт! Ну что там еще?

– Почему Геральт так долго… Почему он не приезжает?

– Наверно, забыл о тебе, утенок. Нашел себе девочкупокрасивее.

– Ох, нет! Знаю, что не забыл! Не мог! Знаю, знаюнаверняка, госпожа Йеннифэр!

– Прекрасно, что знаешь. Счастливый ты… утенок.

– Я тебя не любила, – повторила Цири.

Йеннифэр не взглянула на нее, по-прежнему стояла,отвернувшись, у окна и глядела в сторону темнеющих на востоке холмов. Надхолмами небо было черным от воронья.

«Сейчас спросит, – подумала Цири, – почему я ее нелюбила. Нет, она слишком умна для таких вопросов. Сухо обратит внимание награмматическую форму и спросит, с каких пор я начала употреблять прошедшеевремя. И я скажу. Я буду такая же сухая, как она, повторю ее тон, пусть знает,что я тоже умею притворяться холодной, бесчувственной и равнодушной, стыдящейсячувств и эмоций. Я ей все скажу. Хочу, должна все сказать. Хочу, чтобы она обовсем знала, прежде чем мы покинем храм Мелитэле. Прежде чем выедем, чтобынаконец встретиться с тем, по которому я тоскую. С тем, по которому тоскуетона. С тем, кто наверняка тоскует по нам обеим. Хочу сказать ей, что…

Я скажу ей это. Только бы она спросила».

Чародейка отвернулась от окна, улыбнулась. И не спросила нио чем.

* * *

Они выехали на следующее утро на заре. В мужских дорожныходеждах, в плащах, шапочках и капюшонах, прикрывающих волосы. Обе вооруженные.

Провожала их только Нэннеке. Они с Йеннифэр долго и тихоразговаривали, потом обе, чародейка и первосвященница, крепко, по-мужски пожалидруг другу руки. Цири, держа поводья своей серой в яблоках лошади, хотелапопрощаться так же, но Нэннеке не позволила. Обняла ее, прижала, поцеловала. Вглазах у нее стояли слезы. У Цири тоже.

– Ну, – наконец сказала первосвященница, вытираяглаза рукавом. – Отправляйтесь. Пусть Великая Мелитэле хранит вас в пути,дорогие мои. Но у богини и без вас множество дел, так что сами тоже неплошайте. Смотри за ней, Йеннифэр. Береги ее как зеницу ока.

– Надеюсь, – едва заметно усмехнуласьчародейка, – что смогу уберечь гораздо лучше.

По небу в сторону Долины Понтара летели стаи ворон, громкокаркая. Нэннеке не смотрела на них.

– Берегите себя, – повторила она. – Грядуттяжелые времена. Может оказаться, что Ithlinne aep Aevenien знала, чтопредрекает. Грядет Час Меча и Топора. Час Презрения и Волчьей Пурги. Береги ее,Йеннифэр. Не позволяй никому обижать ее.

– Я вернусь сюда, матушка, – сказала Цири,запрыгивая в седло. – Обязательно вернусь! Скоро!

Ей было невдомек, как сильно она ошибалась.