– Вы даже не знали, – покачала она головой ужеспокойно, но с мягким укором. – Тоже мне – опекуны! Девочка стесняетсяговорить об этом, потому что ее научили о таких неприятностях мужчинам неговорить. И стыдится слабости, боли, того, что она не такая ловкая, как обычно.Хоть кто-нибудь из вас подумал об этом? Заинтересовался? Попробовал догадаться,что ей мешает? А может, она впервые в жизни закровоточила у вас, здесь, в КаэрМорхене? И плакала по ночам, ни у кого не находя сочувствия, даже простопонимания? Хоть кто-нибудь из вас вообще об этом подумал?

– Прекрати, Трисс, – тихо охнул Геральт. –Достаточно. Ты добилась, чего хотела. А может, и больше, чем хотела.

– Пропади все пропадом, – выругался Койон. –Хороши ж мы были, ничего не скажешь. Эх, Весемир, но ты-то…

– Замолчи, – буркнул старый ведьмак. – Ничегоне говори.

Совершенно неожиданно повел себя Эскель, который встал,подошел к чародейке, низко поклонился, взял ее руку и уважительно поцеловал.Она быстро отдернула руку. Не для того чтобы продемонстрировать злобу ираздражение, а чтобы прервать приятную, пронзившую ее вибрацию, вызваннуюприкосновением ведьмака. Эскель эманировал сильно. Сильнее, чем Геральт.

– Трисс, – сказал он, озабоченно потираячудовищный шрам на щеке. – Помоги нам. Просим. Помоги нам, Трисс.

Чародейка глянула ему в глаза, сжала губы.

– В чем? В чем я должна помочь, Эскель?

Эскель снова потер шрам, взглянул на Геральта. Беловолосыйведьмак наклонил голову, прикрыл глаза рукой. Весемир громко откашлялся.

В этот момент скрипнула дверь и в холл вошла Цири. КашельВесемира перешел во что-то вроде хриплого, громкого вздоха. Ламберт раскрылрот. Трисс сдержала смех.

Цири, подстриженная и причесанная, шла к ним мелкимишажочками, осторожно придерживая темно-голубое платьице, подрезанное снизу и подогнанноепо фигурке, но еще несущее на себе следы перевозки во вьюках. На шее девочкипоблескивал второй презент от чародейки – черная змейка из лаковой кожи срубиновым глазком и золотой застежкой.

Цири задержалась перед Весемиром. Не очень зная, что делатьс руками, засунула большие пальцы за поясок.

– Я не могу сегодня тренироваться, – медленно ичетко проговорила она в абсолютной тишине, – потому что я… я… – Онавзглянула на чародейку. Трисс подмигнула ей, скорчив рожицу, как довольныйозорством сорванец, пошевелила губами, подсказывая выученную причину. – Я…мне… нездоровится, – докончила Цири громко и гордо, задрав нос чуть не добревенчатого потолка.

Весемир снова раскашлялся. Но Эскель, милый Эскель, непотерял головы и опять повел себя так, как и положено.

– Конечно, – сказал он, улыбнувшись. – Этопонятно и очевидно. Мы отложим обучение до тех пор, пока ты… пока тебе неперестанет… нездоровиться. Теоретические занятия тоже сократим, а если тыпочувствуешь себя плохо, то и вовсе отменим. Если тебе понадобятся медикаментылибо…

– Этим займусь я, – вмешалась Трисс, тожеулыбнувшись. Легко и свободно.

– Да… – Только теперь Цири слегка зарумянилась ивзглянула на старого ведьмака. – Дядя Весемир, я попросила Трисс… То естьгоспожу Меригольд, чтобы… Потому что… Ну чтобы она осталась с нами. Подольше.Долго. Но Трисс сказала, что ты должен дать на это согласие, или как-то так…Дядя Весемир! Согласись!

– Соглашаюсь… – прокашлялся Весемир. –Конечно, соглашаюсь!

– Мы ужасно рады. – Только теперь Геральт отнялруку ото лба. – Нам ужасно приятно, Трисс.

– Ужасненько, – пискнула Цири.

Чародейка слегка кивнула Цири и невинно взмахнула ресницами,накручивая на палец каштановый локон. У Геральта было каменное лицо.

– Ты очень правильно и тактично поступила, Цири, –сказал он, – предложив госпоже Меригольд подольше погостить в КаэрМорхене. Я горжусь тобой, Цири.

Цири покраснела, широко улыбнулась. Чародейка подала ейследующий условный знак.

– А теперь, господа, – сказала девочка, еще вышезадирая нос, – оставляю вас одних, потому как вы наверняка желаетеобсудить с Трисс различные важные проблемы. Госпожа Меригольд, дядя Весемир,милостивые государи… Я прощаюсь. Временно.

Она грациозно присела и вышла из холла, медленно и сдостоинством ступая по лестнице.

– Дьявольщина, – прервал тишину Ламберт. –Подумать только, а я не верил, что она и вправду княжна.

– Поняли, обалдуи? – Весемир осмотрелся. –Если утром она натянет платьице… И чтобы мне никаких тренировок… Ясно?

Эскель и Койон окинули старика взглядами, лишенными дажепризнаков почтения. Ламберт открыто фыркнул. Геральт смотрел на чародейку. Онаулыбалась.

* * *

– Условия? – явно обеспокоился Эскель. –Трисс, мы же поклялись, что облегчим Цири тренировки. Какие тебе еще нужныусловия?

– Ну условия, пожалуй, не самое удачное слово. Назовемэто советами. Я дам вам три совета, и вы будете им строго следовать. Если,конечно, вам важно, чтобы я осталась и помогла воспитывать малышку.

– Слушаем, – сказал Геральт. – Говори, Трисс.

– Прежде всего, – начала она, насмешливоулыбаясь, – необходимо разнообразить меню Цири. В особенности ограничитьприсутствие в нем секретных грибочков и таинственной зелени.

Геральт и Койон владели собой прекрасно. Ламберт и Эскельнемного хуже. Весемир не владел вообще. «Ну что ж, – подумала Трисс, глядяна его смешно обеспокоенную мину, – в его времена мир был лучше. Лицемериесчиталось пороком, которого надлежало стыдиться. Искренность не осуждалась».

– Меньше отваров из малоизвестных трав, –продолжала она, стараясь сдержать смех, – а больше молока. У вас естькозы. Доение никакое не искусство, увидишь, Ламберт, научишься мгновенно.

– Трисс, – начал Геральт, – послушай…

– Нет, ты послушай. Вы не подвергали Цири резкоймутации, не затрагивали гормонов, не пробовали эликсиры и Травы. И за это вамхвала. Это было разумно, по-человечески. Вы пока что не нанесли ей вреда ядами,тем более нельзя ее калечить теперь.

– О чем это ты?