– Я только за, но дело в том, что поскорее и я – вещи трудно совместимые, – я кивком указала на свою ногу.

Парень был серьезен как никогда. Черты его лица заострились, а скулы еще больше выделялись на фоне подернутого дымкой неба. Облачка пара вырывались изо рта Гарри.

– Тебе не холодно? – спросила я, глядя на Гарри, который оставался в одном черном лонгсливе.

– Нет, – соврал он. – Но я точно не заболею после этой прогулки, а вот насчет тебя сомневаюсь.

– У меня уже нога заболела, вряд ли может произойти что-то похуже, – отмахнулась я и крепче вцепилась в его плечо.

В воздухе повисло вязкое, густое, как клей, молчание. Начинало казаться, что чем ближе мы подходим к старой ферме, тем больше затихают звуки вокруг.

Стебли кукурузы перестали шелестеть за спинами, когда мы очутились в нескольких ярдах от дома. Когда я оборачивалась, отчетливо было слышно, как иссушенные летним зноем и готовящиеся к обновлению листья продолжают соприкасаться друг с другом с характерным звуком, похожим на шорох книжных страниц. Стебли качались под порывами холодного ветра, и ветви деревьев, уже оставшихся далеко позади, вторили им. Но как только взор возвращался к дому, я оказывалась в воздушном коконе, единственным звуком в котором было биение моего сердца и сбивчивое дыхание Гарри.

Гарри время от времени бросал на меня тревожные взгляды и стучал по бедру свободной рукой.

Черный вход в особняк оказался прямо передо мной, когда под кроссовками Гарри громко хрустнула ветка. Окно, в котором я заметила движение, приветливо обнажило зубы в виде торчащих из рамы остатков стекла. Они были достаточно острыми, похожими на клыки в разинутой пасти акулы.

Поежившись, я сконцентрировала свое внимание на черноте внутри дома, силясь разглядеть обстановку. Ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, убеждала себя, что сейчас, с новым порывом ветра, я увижу ту самую белую занавеску, которую заметила утром.

– Ты что-то увидела там, Вероника? – спросил Гарри.

– Нет, ничего. – Я поторопилась отвести взгляд от окна. – Там ничего нет, только тьма.

– Ну конечно, – выдохнул Гарри с облегчением. – А чего ты ждала? Дом давно пустует, рабочие не имеют права в него заходить, это собственность нашей семьи. Насколько я знаю, после происшествия с тем мальчиком отец приказал вынести оттуда не только всю мебель, но и разобрать полы и перекрытия, чтобы детям больше не вздумалось там поиграть. Здесь жутко, но, в конце концов, это всего лишь дом. Хотя погоди, ты что ждала, что сейчас из окошка выпрыгнет какой-нибудь монстр?

– Ничего такого я не ожидала, – насупилась я, борясь с желанием показать этому наглецу язык или пнуть его, что представлялось невозможным, учитывая, что нужно было беречь единственную дееспособную ногу.

– Вероника, ты что, реально так сильно испугалась? – Гарри тихонько хмыкнул, это был скорее нервный смешок, но я все равно почувствовала укол обиды.

Я привыкла к насмешкам, к тому, что все считали меня трусихой, размазней. И были правы. Я никогда не могла постоять за себя, а нападки, которым я подвергалась со стороны Бриджит и ее подпевал, всегда сходили им с рук. Я ни разу не могла собрать свою волю в кулак и ответить на оскорбления, а когда мой рюкзак оказывался в мусорной корзине, молча доставала его, стряхивая обертки от конфет и банановые шкурки, и под громкий смех стоявших рядом учеников шла искать остальные школьные принадлежности.

Когда становилось страшно, я просто убегала, отводила взгляд, как будто то, чего не видишь, перестает существовать.

В детстве в моей комнате напротив кровати стоял большой шкаф. И однажды поздно ночью его дверца, тихонько скрипнув, приоткрылась. Майки тогда еще не родился, а мама с папой спали в своей комнате, и я, замерев от страха, не могла выдавить ни звука. Я приросла к месту, и в тот момент, когда мне показалось, что в приоткрывшейся щели шкафа я вижу какое-то движение, я крепко зажмурилась, забралась под одеяло и просидела так до утра. Лишь с первыми лучами солнца я смогла отодвинуть покрывало и взглянуть на шкаф. Его дверца была закрыта.

С тех пор этот предмет мебели не раз пугал меня. Но я не смогла найти силы пожаловаться папе, как обычно это делают маленькие дети. В моменты, когда им кажется, что кровожадный монстр поселился под кроватью, за дверью кладовки или, как в моем случае, в шкафу, они зовут родителей, и те бесстрашно проверяют каждый темный уголок в доме, чтобы чадо убедилось, что никто не прячется и не хочет схватить его и утащить в темную неизвестность.

Но каждый раз, когда, лежа на кровати, я слышала скрип дверцы шкафа, одеяло оказывалось на моей голове. Дрожа, я ждала наступления спасительного утра. Потом шкаф выбросили, на его место поставили комод, но никто так и не узнал, как меня одолевали страхи и я не спала целыми ночами. Я не могла ничего: ни взглянуть в лицо своему страху и проверить, действительно ли за дверью шкафа что-то кроется, или это всего лишь воображение, ни позвать на помощь, ни хотя бы просто рассказать о том, что меня так пугало.

Когда я пересекла порог десятилетнего возраста, а шкаф давно гнил на свалке, я не раз размышляла о том, что же тогда происходило. Наверняка это был не какой-нибудь выдуманный монстр, а всего лишь неисправность дверцы шкафа, которую папа с легкостью починил бы, расскажи я ему об этом. Будь я немного умнее, то никогда не пренебрегала бы правилом делиться всем, что тревожит, с близкими людьми, ведь они наверняка готовы прийти на помощь, что бы ни случилось, будь это даже просто ночной кошмар.

Гарри заметил мое замешательство и снова посерьезнел:

– Слушай, извини, если опять тебя задел, я просто пошутил. Это место достаточно мрачное, мне самому не по себе здесь, вот и пытаюсь разрядить обстановку. – Он обезоруживающе посмотрел на меня, и желание ответить колкостью медленно потухло, как догоревшая свеча.

– Я видела тут кое-что, – нерешительно начала я, все еще не уверенная в том, что хочу поделиться этим с кем-то, особенно с Гарри Томпсоном, впервые обратившим на меня внимание сегодня. – Ты ничего странного не замечал, когда был здесь с отцом?

Гарри задумался, но не ответил.

Со стороны дороги можно было увидеть лишь черный вход и то самое, наводившее ужас, окно. От моей улицы ферму отделяло приличное расстояние, которое нам с Гарри нужно было одолеть, и как можно скорее.

Это была пустынная часть поля, на которой росли только