трава и сорняки. За ней стояла небольшая рощица из двух дюжин деревьев. Возможно, когда-то здесь хотели посадить лес, а потом передумали. У меня не было ответа на вопрос, почему несколько деревьев одиноко стоят у края поля.

Когда мы с Гарри подошли к огромным двустворчатым деревянным дверям, я вздохнула с восхищением. Удивительно, как они смогли не утратить былой красоты.

Это был настолько неуместный элемент, что они выглядели комично, как будто двери переставили из изысканного особняка в этот простецкий, хотя и внушительных размеров фермерский дом.

Обе створки дубовых дверей были украшены резными листьями, ветвями и ягодами рябины. На этих ветвях сидели птички, выполненные рукой талантливого мастера. Я не сдержалась и потянула Гарри ближе к входу в особняк, не позволяя ни себе, ни ему пропустить такое произведение искусства, странным образом оказавшееся в глуши.

Гарри нехотя сопроводил меня к двери, и я обратила внимание на ручки, также оставшиеся нетронутыми, что было странно, учитывая, что они были выполнены в виде переплетенных между собой лепестков и листьев. С них уже порядком слезло покрытие, но даже в слабом свете луны я могла заметить, как ручки отливают серебром.

Я прикоснулась к шершавому влажному дереву и провела пальцем вдоль спины маленькой птички, находившейся чуть выше дверной ручки. Мастер в деталях проработал каждое перышко этого создания, запечатленного в деревянном массиве. Маленькие глазки, словно бусинки, казалось, даже блестели.

– Как… это возможно? – возбужденно спросила я. – Такая красота – и здесь? Такие входные двери в совершенно обычном доме? Кто? Зачем?

– Это сделала Маргарет, – ответил Гарри, – она любила вырезать… разное. Дедушка говорил, что она собиралась преобразить этот дом и начала с дверей. Вроде как входная дверь – это самое важное. Когда я впервые увидел их, тоже был поражен, да и отец в том числе.

– Странно, что их до сих пор не украли, это настоящее произведение искусства! Если Маргарет могла сотворить такое, немудрено, что ее считали ведьмой. Невероятная красавица, следила за животными, урожаем, еще и занималась резьбой по дереву, да какой! Даже я начинаю верить в существование магии.

– Пойдем, – сказал Гарри, – не будем здесь задерживаться. Кажется, еще несколько минут назад это место пугало тебя до чертиков.

– Я не говорила, что до такой степени, но…

Гарри оборвал меня, потянув за локоть. Опершись на него рукой, я захромала рядом и добавила:

– Ты мне так и не сказал, что видел здесь.

Гарри резко остановился и сбросил мою руку с предплечья. Он старался прийти в себя несколько секунд, тяжело дыша и сжав губы в тонкую полоску.

– Я не знаю, что я видел, – наконец выдохнул он, – я был ребенком, Вероника.

– Что ты видел? – настояла я.

Гарри метнул раздраженный взгляд, и я заметила, как он пытается взять контроль над эмоциями.

– Это допрос? Тогда я вынужден позвонить своему адвокату. – Еще одна неудачная шутка.

У меня не хватило решимости задать вопрос в третий раз. В конце концов, у Гарри Томпсона могли быть секреты, и я точно не та девушка, с которой он мог бы ими поделиться.

Проблема была в том, что мне до жути хотелось обсудить с ним увиденное этим утром, облегчить душу, рассказать кому-нибудь о том белом призраке в окне, убедиться, что я не одинока и не схожу с ума. Гарри признался, что, как и я, чувствует здесь себя странно, но это было не одно и то же, как если бы он рассказал всю историю.

– Пойдем, – сказала я. – Нужно добраться до моего дома как можно скорее.

Мы снова зашагали прочь от дома и уже практически обогнули его, когда позади раздался звук, который уж точно не мог издать кто-то из нас.

Глава 10. Что скрывается в старом доме?

Это был щелчок. Звук, с которым опускается дверная ручка, отъезжает рычажок и замок открывается. Я вздрогнула и замерла на месте, Гарри недоуменно покосился на меня, как будто его слух не уловил ничего странного.

– Ты что, не слышал? – округлила я глаза.

– Не слышал чего?

– Щелчок, – прошептала я, – как будто кто-то провернул дверную ручку.

– Что за бред, Вероника? – отмахнулся Гарри. – Тебе показалось. Или это хрустнула сухая ветка под ногами. Посмотри, сколько их здесь. А если ты пытаешься меня напугать, то это напрасно, я прекрасно тебя понимаю и тоже чувствую здесь себя неуютно, потому и хочу уйти побыстрее.

Я точно не была способна на такие глупые шутки. Я предполагала, что он тоже мог слышать какой-то звук, но старался не обращать на посторонний шум внимания и сосредоточился лишь на том, чтобы поскорее добраться до дома.

Гарри тяжело вздохнул, будто я была маленьким ребенком, молотившим руками и ногами по полу супермаркета, требуя сладостей, и меня следовало утихомирить.

Я повиновалась, и мы продолжили путь, пока я снова не услышала щелчок. На этот раз звук был гораздо громче, будто кто-то с силой опустил ручку, дернул ее на себя, а затем… Толчок. Оглушительный грохот, который нельзя было списать ни на что иное, как на сильный удар обо что-то твердое. Сомнений в том, что этим «чем-то» оказалась входная дверь фермерского дома, не было.

Я оцепенела от страха, казалось, меня окатили ледяной водой, зубы застучали, каждая клеточка тела затряслась в ознобе, от которого не спасал даже теплый бомбер Гарри. Я не могла пошевелить ни единым мускулом, а тем более заставить себя повернуться и посмотреть, что на самом деле вызвало этот звук.

Язык прилип к небу, в горле моментально пересохло, и даже если бы я каким-то чудом могла в этот момент закричать, то из моего рта вырвался бы хрип или звук, похожий на карканье вороны.

Удар повторился, а потом послышался скрип, похожий на звук медленно открывающейся двери, на стон ее петель, давно забытых и несмазанных, потревоженных неизвестной силой. Я ожидала, что за скрипом последуют шаги – наверняка тот, кто отворил двери, должен войти или выйти. Я думала только о втором варианте, ведь если бы за нами кто-то шел, мы бы точно заметили его раньше.

Меня все еще трясло, когда Гарри положил руки мне на плечи и наклонился над ухом, отодвигая мои волосы за спину. В любой другой момент это могло бы показаться романтичным, я мечтала об этом моменте несколько лет и готовилась бы к поцелую, но сейчас, парализованная страхом, с неизвестностью за спиной, я даже не могла думать об этом.