Гвенда… Превосходный деловой секретарь, всегда под рукой,добрая, покладистая. Что-то в ней напоминало ему юную Рэчел, когда он впервыеее увидел. То же тепло, тот же энтузиазм, та же душевность. Только теплота,душевность и энтузиазм Гвенды предназначались лично ему. Не предполагаемымдетям, которые когда-то появятся, но ему самому. Показалось, будто он протянулруки к пылающему очагу… Замерзшие, окоченевшие от холода руки. Когда же онвпервые понял, что небезразличен ей? Трудно сказать. Это произошло не вдруг.Зато он хорошо помнил тот самый день, когда осознал, что любит ее и что, покажива Рэчел, они не могут принадлежать друг другу.

Лео вздохнул, выпрямился в кресле и выпил холодный, остывшийчай.

И нескольких минут не прошло после ухода Калгари, а вкомнате доктора Макмастера появился другой гость. На сей раз это был егохороший знакомый, которого он сердечно приветствовал:

– А, Дон, рад тебя видеть. Заходи и расскажи, что у тебя надуше. Что-то тебя беспокоит, иначе бы ты не морщил так странно лоб.

Доктор Дональд Крейг горестно улыбнулся. Это был симпатичныйи серьезный молодой человек, весьма требовательно относившийся как к самомусебе, так и к своей работе. Старый, удалившийся на покой врач очень любил юногоколлегу, хотя и полагал, что тому не мешало бы поубавить серьезности.

Крейг отказался от предложенных напитков и приступил прямо кделу:

– Я в затруднении, Мак.

– Надеюсь, речь идет не о витаминном голодании, – улыбнулсяМакмастер. Упоминание о витаминном голодании было всего лишь невинной шуткой сего стороны. Дело в том, что когда-то одному ветеринару пришлось объяснятьюному Крейгу, почему кошка, принадлежавшая какому-то мальчику, страдаетпрогрессирующей формой стригущего лишая.

– Дело не в пациентах, – сказал Дональд. – Дело во мне.

С лица Макмастера тотчас же исчезла приветливая улыбка.

– Извини меня, мальчик. Извини великодушно. У тебя скверныеновости?

– Не в том дело. – Юноша покачал головой. – Послушай, Мак.Мне надо с тобой посоветоваться. Ты их знаешь, ведь ты давно обитаешь в этихкраях и многое можешь рассказать. А мне надо кое-что выяснить.

Брови Макмастера медленно поползли вверх.

– Выкладывай, – согласился он.

– Речь об Эрджайлах. Ты же в курсе… это каждому известно…что Хестер Эрджайл и я…

– Милая проказница. – Старый доктор одобрительно кивнул. –Словечко старомодное, но подходящее.

– Я очень ее люблю, – без обиняков признался Дональд, – идумаю, даже уверен, что и я ей небезразличен. А тут вдруг такое событие…

Лицо старого доктора осветилось догадкой.

– Да! Джек Эрджайл амнистирован, – сказал он. – Слишкомпоздно амнистирован.

– Да. Это меня и беспокоит… Знаю, нехорошо так думать, но немогу ничего с собой поделать… Лучше бы все осталось по-прежнему.

– О, ты не единственный, кто так считает, – заверил КрейгаМакмастер. – От главного констебля я узнал, что семейство Эрджайл точно так жевосприняло новость, которую сообщил им этот человек, вернувшийся из Антарктики.– И, помолчав, доктор добавил: – Он был у меня сегодня.

Дональд вздрогнул:

– Был? И что же он сказал?

– А что он должен был сказать?

– Какие-то предположения, кто…

– Нет, – произнес Макмастер, задумчиво покачивая головой. –Никаких соображений. Откуда им быть, если он возвратился, можно сказать, изнебытия и впервые увидел этих людей? Похоже, ни у кого нет ни малейшихпредположений.

– Нет. Думаю, действительно нет.

– Что тебя так заботит, Дон?

Дональд Крейг тяжело вздохнул:

– Хестер позвонила мне в тот вечер, когда к ним явилсяКалгари. Мы собирались после работы поехать в Драймут на лекцию, посвященнуютипам преступников у Шекспира.

– Как раз вовремя, – улыбнулся Макмастер.

– Но она позвонила и сказала, что не поедет. Сообщила, что уних скверные новости.

– Хм, которые принес им доктор Калгари.

– Да. Впрочем, тогда она о нем не обмолвилась, но была оченьрасстроена. Голос такой… это трудно передать.

– Ирландский характер, – вымолвил Макмастер.

– Она была возбуждена и испугана. О, этого не объяснить…

– Вряд ли можно было ожидать чего-то иного. Ей, по-моему, идвадцати еще нет?

– Но почему она так расстроена? Скажи, Мак, откуда этотстрах?

– Она в самом деле напугана? Гм… да, возможно, – проговорилМакмастер.

– Но чем, чем она напугана? Что ты об этом думаешь?

– Гораздо важнее, что об этом думаешь ты.

– Думаю, не будь я врачом, – с горечью произнес юноша, – ябы о таких вещах и думать не стал. Я был бы уверен в том, что Хестер не можетпоступить дурно. Но в сложившейся обстановке…

– Да, да, продолжай. Облегчи свою душу.

– Уверен, я знаю, что происходит с Хестер. Она все еще никакне может прийти в себя после пережитого ею в ранней юности состояниянервозности, неуверенности, неуравновешенности, обусловленного комплексомнеполноценности.

– Я знаю, такое состояние теперь обозначают этим термином.

– Она не успела еще отойти от этого. Вплоть до трагическогодня она, подобно многим юным созданиям, всячески противилась излишней опеке ичрезмерным проявлениям материнской любви. Ей хотелось бунтовать, поступатьсамостоятельно. Она сама мне об этом рассказывала. Она убежала из дома ипоступила в заурядную странствующую театральную труппу. Тогда ее мать, как мнекажется, повела себя довольно разумно. Она предложила Хестер поехать в Лондон ипоступить в известную театральную школу, чтобы изучить основы профессии. НоХестер этого не пожелала. Тот побег был всего лишь демонстрацией. Она непринимала всерьез актерскую профессию и не хотела к ней готовиться. Ей простохотелось проявить самостоятельность. Как бы то ни было, Эрджайлы ее ни к чемуне принуждали. Ей даже ежемесячно высылали весьма приличную сумму.

– Они поступили разумно, – заметил Макмастер.

– А потом она по-дурацки влюбилась в одного из актеров ихтруппы, но в конце концов поняла, что ничего хорошего из этого не получится.Миссис Эрджайл лично туда приехала, потолковала с актером и забрала Хестердомой.