Лео открыл дверь своим ключом. Тишина. На какой-то страшный миг ему показалось, что Эль удрала. Его даже дёрнуло, как током. А потом мозг медленно, но уверенно, отогнав панику, вернулся назад.

Она хорошая девочка и не сделает этого. К тому же в его нежилой квартире пахло едой. Удивительно. Она всего несколько часов здесь, а уже сумела неуловимо изменить даже воздух.

Лео не зовёт её по имени. Крадётся почему-то на цыпочках. Может, потому что чувствует. Он заглядывает во все комнаты, но нигде не находит Эль. Тревога снова просыпается в нём, стискивает сердце и отпускает, когда он заходит на кухню.

Таня спит за столом в кухне. Голова лежит на тонкой руке, пальцы разжаты беспомощно. Хочется оставить поцелуй в самом центре полураскрытой ладони. Лео так бы и сделал, но Эль открывает глаза.

— Прости, — голос у неё сонный, взгляд — тоже. Она морщится, сжимая и разжимая пальцы. Отлежала руку.

— Пахнет вкусно, — сглатывает он шумно. Но ему не хочется есть. Не настолько.

Это голод немного другого толка. Она… красивая невыносимо. Домашняя. Родная. Далёкая звезда, что по какой-то дикой случайности приземлилась наконец-то рядом.

Лео знавал её разной. Как-никак, а они дружили, общались. Она была единственной, кому он, не задумываясь, мог выложить всё, что на душе. Положить ребёнку на плечи груз, что мешал, саднил и просился наружу, чтобы она пожалела. Провела рукой по щеке или взъерошила волосы.

Он нуждался в этом. В её сочувствии и понимании. Никто не умел так, как она. Но тогда было проще: Лео не видел в Эль женщину. Не то, что сейчас.

Танька улыбнулась ему. Широко и счастливо. Глаза прижмурила от удовольствия.

— Сейчас-сейчас, — захлопотала, заметалась гибкой птицей. Чайка в полёте. Изогнутые крылья, невесомый парящий полёт… — Ты иди, переоденься, руки помой, а я стол накрою.

Он успел и переодеться, и в душ сходить. Вышел босой, в домашних штанах и футболке. У него даже тапок нет, Лео почти не бывал в этой квартире. Почему-то порадовался: здесь никто не бывал. Только он и Эль. Их место. Она вдыхает жизнь в эти стены. Это так правильно.

— Ты кого-то ждёшь? — шевельнул бровями в сторону стола. Там еды хватило бы на всю отцовскую семью. Эль посмотрела на него виновато.

— Нет, конечно. Мне нужно было чем-то занять руки. Я… плохо переношу чужие пространства. К общежитию еле привыкла.

— Родители не могли снять тебе квартиру или хотя бы комнату? — вырвалось невольно. Эль гордо подняла голову. Вскинулась. Посмотрела на него вызывающе. У него снова замерло сердце. Как же он по ней скучал!

— Я сама не захотела. В общежитии лучше. Не так одиноко, весело. Институт культуры — это очень весело, Лео.

— Ладно-ладно, — поднял он руки, сдаваясь. — Я всё понял. Ты у меня взрослая и самостоятельная. И готовить умеешь.

Они даже успели тарелки наполнить и приступить к ужину, когда в дверь позвонили.



Таня

Настоящее время

У меня дрогнула рука. Вилка неприлично звякнула о тарелку. Если бы в дверь позвонили, когда я была одна, я б, наверное, под кровать залезла. У Короля выдержка получше. Он даже в лице не изменился. Лишь бровь у него дрогнула, и то больше с иронией.

— Не бойся. Чужие здесь не ходят, — его ладонь на миг коснулась моей. Горячая и надёжная. Я бы вцепилась в неё, если б могла. Но это уж совсем по-детски. — Подожди меня. Я скоро.

Это сильнее меня. Выше сил — ждать. Чуть помедлив, иду за ним. Почти крадусь. Там Лео с кем-то говорит. Голос мужской — и меня немного отпускает. Я боялась, что это девушка. Одна из. У Лео их всегда было много всяких разных.

— И ты меня даже в дом не пригласишь, сынок?

Его отец? Здесь? Тот самый, что «предал и продал?» Не удержавшись, высовываю нос из-за угла. Совсем немного, лишь бы одним глазком посмотреть на того, кто разрушил жизнь Вере Ефимовне. Но этого достаточно, чтобы незваный гость зацепился за меня взглядом.

— Смотри-ка. Не обманул, — улыбается он так, что дух вышибает. Кажется, я могу её понять. Ту, что потеряла голову, а потом и жизнь из-за этого мужчины. А ещё я теперь знаю, как будет выглядеть Лео лет через двадцать. — Выходи, невеста, знакомиться будем.

Скрываться больше нет смысла, и я выхожу из-за угла.

— Или это не невеста? — он не просто меня рассматривает, а щупает взглядом за все места. Это… странно, словно я попала на смотрины. Я товар, а он купец.

— Папа! — в этом слове нет ничего рычащего, но Лео умудряется предостерегающе рыкнуть на свою более старшую версию.

— Я почти тридцать лет папа, — не сводит он с меня глаз, — порадуй старика. Скажи, что это она. И познакомь уже, в конце концов.

Я вижу, как каменеют в Лео плечи, а потом он расслабляется. Поворачивается медленно и тоже смотрит на меня. С надеждой и пламенно. Словно хочет донести какую-то очень важную мысль. Я перед его взглядом теряюсь. В голову ничего умного не приходит. И язык словно прилип к нёбу. Наверное, нужно что-то сказать?..

Лео идёт ко мне медленно. Смотрит в глаза, а затем ободряюще сжимает плечи и заходит за спину. Прижимает к себе — и я умираю. Почти буквально. От его близости — в дрожь. Сердце — вскачь. В ушах — шум, а ноги в желе превращаются.

— Знакомься, папа, это Таня. Моя невеста, — его слова доносятся откуда-то издалека. Дыхание Лео касается моих волос. Горячие ладони обжигают плечи. Там, наверное, уже по ожогу. По красному пятну — точно.

Он сказал невеста?!

Удивиться я не успеваю — папа Лёни подошёл вплотную.

— Здравствуй, Таня. Меня зовут Антон Григорьевич, — и руку протянул. Не поздороваться, нет. Ладонью моих волос коснулся. Прядь с лица убрал, по щеке прошёлся, а затем поднял глаза на сына: — Хороша. А ты, смотрю, как и я: тянет тебя, оказывается, не только к пустой голове на ногах, но и к интеллигентным девочкам. Она же голубая кровь, я не ошибся?

Лео ещё крепче прижимает меня к себе. И мне становится всё равно, что говорит его папаша. Он какой-то странный. И разговор у них дурацкий.

— Папа, это Таня. Самая лучшая девочка на Земле. Остальное не имеет никакого значения. Я, надеюсь, доходчиво объясняю?

Антон Григорьевич снова улыбается и даже головой встряхивает, словно не верит ни ушам своим, ни глазам.

— Есть хотите? — у меня наконец-то прорезается голос. Я слышу, как стонет Лео. Видимо, я зря это сделала.

— Хочу! — оживляется папаша.

— Тогда руки мойте, и прошу на кухню.

Лео фыркает. Нужно сделать усилие и отлепиться от него. Но он решает всё за нас: разворачивает меня и ведёт на кухню. Мы как сиамские близнецы. Слишком близко друг от друга. Кровь толчками бьётся в горячие щёки, пульсирует в пересохших губах.