Добравшись до противоположного берега, Мередит вытянуллодку, с презрением посмотрел на туристские домики и бетонированные площадки.

– Это все новое. Когда-то здесь был причал для лодок, ибольше ничего. Мы шли вдоль берега и купались вон около тех скал.

Он помог гостю сойти, привязал лодку, и они сталиподниматься по крутому склону.

– Вряд ли мы кого-нибудь встретим, – сказал Мередит,оглянувшись. – В апреле здесь никого не бывает, разве что в пасхальные дни. Аесли даже кого и встретим, это не имеет значения. Я в хороших отношениях ссоседями. Солнце сегодня чудесное, словно летом. В тот день тоже была хорошаяпогода. Казалось, стоит июль, а не сентябрь. Яркое солнце, только ветерокхолодный.

Тропинка выбегала из лесочка и шла вдоль скалистого холма.Мередит показал рукой вверх:

– Вот то, что они называли «садом-батареей». Мы сейчасобходим это место.

Они снова углубились в лес, потом круто, почти под прямымуглом, повернули по тропинке и оказались у подножия высокой стены. Далеетропинка шла зигзагом. Мередит отворил калитку, и они шагнули во двор. Светсразу ослепил Пуаро – он будто вынырнул из тьмы. Это было вспаханное плато, побокам огороженное зубчатой стеной. Тут же стояла пушечка. Площадка казаласьподвешенной над морем. Сверху и сзади – деревья, а внизу – необыкновеннойголубизны вода.

– Прекрасный уголок, – сказал Мередит. Он презрительно кивнулна что-то вроде павильона у стены в глубине сада. – Этого раньше здесь не было,ясное дело. Был только старый сарай, в котором Эмиас держал свои краски, пиво исадовые скамейки. Тогда это место еще не было забетонировано, тут стояли скамьии стол. По сути, не так уж много перемен.

В его голосе чувствовалась легкая дрожь.

Пуаро спросил:

– И… Здесь это случилось?

Мередит кивнул.

– Скамья стояла вот там, у самого сарая, на ней и сиделЭмиас. Он имел привычку иногда валяться на ней. Рисует, рисует, а потомоткинется на скамью и смотрит, уставившись вдаль… А то вдруг соскочит и давайнабрасывать краски на полотно, словно одержимый. – Он умолк. – Поэтому,понятно, мне показалось нормальным, когда я его увидел в такой позе. Он будтоспал. Лишь глаза у него были раскрыты. И он… он был уже мертв. Цикутапарализует, вы знаете. Никакой боли…

– Кто нашел его здесь? – спросил Пуаро, хотя прекрасно знал– кто.

– Она, Кэролайн. После завтрака. Мы с Эльзой, кажется, былипоследними, кто видел его живым. Наверное, уже тогда цикута начиналадействовать. У него было странное состояние. Но лучше об этом не говорить, янапишу, мне так легче.

Он круто развернулся и вышел из «сада-батареи». Пуаро молчапошел за ним. Они поднялись по извилистой тропинке. Выше «сада-батареи»находилось другое – маленькое плато. Там среди густых деревьев стояли стол искамья.

Мередит заметил:

– Здесь мало что изменилось. Только скамья была не в старомсельском стиле, а просто железная и крашеная. Немного жестковато было сидеть,зато открывается прекрасный вид.

Пуаро согласился.

Между деревьями, которые издали напоминали декорации, можнобыло увидеть поворот залива.

– Мы провели здесь часть утра, – пояснил Мередит. – Деревьятогда были не такими большими. Отсюда хорошо виднелись зубцы на «батарее». Вотздесь позировала Эльза, сидя на башне и повернув голову… – Он слегка пожалплечами. – Деревья растут быстрее, чем можно подумать… А возможно, я постарел.Пойдем на гору, посмотрим дом.

Они пошли тропинкой и оказались возле дома – старого, нодобротного, в георгианском стиле здания. К нему были сделаны некоторыепристройки, а на зеленой полянке стояло с полсотни маленьких деревянных кабин.

– Парни снова здесь, и девушки в доме, – пояснил Мередит. –По-моему, здесь нет ничего такого, что могло бы вас заинтересовать. Все комнатыразделены. Когда-то здесь была маленькая оранжерея, но эти люди соорудилилоджию… Им, видно, нравится проводить здесь каникулы. Невозможно все сохранитьтаким, каким было. – Он повернулся. – Мы спустимся другой дорогой. Все, всеоживает в воспоминаниях. Призраки, всюду призраки…

Они возвращались к пристани дорогой более длинной и путаной.Ни один из них не проронил ни слова. Когда снова пришли в Хандкросс-Мэнор,Мередит вдруг сказал:

– Я купил ту картину, ту, которую тогда писал Эмиас. Я немог допустить и мысли, что ее продадут, чтобы кучка каких-то слюнтяев смотрелана нее. Это первоклассная работа! Эмиас считал ее лучшим из всего, что онкогда-либо создал. И у него имелись все основания. Практически картина былаготова. Он хотел над ней поработать еще день-два, не больше. Вам бы… вам быхотелось на нее посмотреть?

Эркюль Пуаро поспешил ответить:

– Конечно, конечно!

Миновали холл. Блейк достал из кармана ключ, отпер дверь, иони зашли в довольно просторное помещение, полное пыли и разных запахов. Ставнибыли наглухо закрыты, и Блейк подходил к каждому окну и открывал его.Опьяняющие запахи весны ворвались в комнату.

– Так лучше.

Мередит стоял около окна, вдыхая свежий воздух. Пуароподошел к нему. Не имело смысла спрашивать, что было в этой комнате раньше.Полки ее, хоть и пустые, еще сохраняли следы бутылок. К одной стене былприкреплен какой-то сломанный химический прибор и раковина; все покрыто толстымслоем пыли. Мередит смотрел в окно.

– С какой легкостью возвращаются воспоминания! Я словно вижусебя в то время… Вот так же стоял, вдыхал запах жасмина и беззаботно, какдурень, болтал о бесценных своих лекарствах!

Машинально Пуаро высунул руку в окно и сорвал веточкужасмина с едва распустившимися листьями.

Мередит Блейк направился в угол комнаты, где на стене, прикрытаяполотном, висела картина. Резким движением он сбросил покрывало.

Пуаро затаил дыхание. До сих пор он видел четыре картиныЭмиаса Крейла: две в галерее Тэйт, одну у лондонского продавца и последнюю –«Натюрморт с розами» – у Филиппа Блейка. Но теперь перед ним было то, что самхудожник считал своим лучшим творением. И Пуаро начинал понимать, какимвыдающимся художником был Эмиас Крейл. Яркие краски были наложены гладко, такчто картина на первый взгляд даже казалась рекламным плакатом. Девушка в желтойблузке канареечного оттенка, в темно-голубых шортах сидела в лучах яркогосолнца на серой стене, на фоне голубого моря. Обычная тема реклам.

Но первое впечатление было обманчиво, оно разбивалось привнимательном взгляде на очаровательную игру тонов, которая рождала удивительныйблеск и яркость света. А молодая девушка… Она являла собой воплощение жизни,молодости, силы, живого пламени. А глаза… Сколько в них жизни! Сколько страсти!Именно это увидел Эмиас Крейл в Эльзе Гриер, которая сделала его слепым иглухим, заставила не видеть и не слышать такое нежное существо, как его жена.Эльза была жизнью! Эльза была молодостью! Существо с тонкой, грациознойфигурой. Голова вскинута, торжествующий, победный взгляд…