— Чья техника? — кивнула Серафима.

— Деда. Болеет дед, не до машины ему. Ящик стоял в углупод верстаком. Серафима подошла к нему, прицениваясь и приглядываясь.

— Есть идеи, как открыть? — спросила она.

— Давай попробую, — проворчал Саша. Пробовал ончаса два. — Можно бы сварку привезти, только кто знает, что внутри этойхреновины, объясняй потом людям, что к чему.

Однако, чем бы мы по ящику ни колотили, открываться он нежелал. Исчерпав все силы, мы решили отправиться к сварщику. Открывать сейф принем совершенно необязательно, опять же, кто и сказал, что это сейф? Ящик какящик.

На счастье, знакомый Саши, подрабатывающий в гаражеремонтом, оказался на месте. Выслушав путаную историю о потерянных ключах, онкивнул, включил свой аппарат и быстренько сделал в двери основательную дыру.Саша выдал ему бутылку водки, и мы вернулись в гараж. Выгрузили ящик избагажника и наконец смогли удовлетворить свое любопытство. В сейфе точно былиденьги двенадцать миллионов рублями и двадцать тысяч долларов.

— Весь мой долг Катку, — заметила Серафима, потомпосмотрела на Сашу и предложила:

— Делим по справедливости, на троих.

— Не нравится мне все это, — наконец смогла явысказать наболевшее. — Как хотите, но называется это воровством.

— Уймись, — прикрикнула тетушка. —Наследников нет, а государству что ни оставь, все прахом. Ты как? —кивнула она Саше.

— Если честно, Лика, по-моему, права. Лично я отшальных денег предпочитаю подальше держаться. От них одни неприятности иголовная боль. Хотя насчет государства — сущая правда.

— Ты долго будешь языком молоть? — разозлиласьСерафима. — Короче, берешь или нет?

Саша явно боролся сам с собой. Конечно, доллары выгляделивпечатляюще, и отказаться было нелегко. Он принял Соломоново решение.

— Дай тыщу баксов, остальные себе возьми. Расплатись сКатком, чтобы он от тебя отцепился.

— Благодарствую, — хмыкнула Серафима и покосиласьна меня. — А ты и тысячу не возьмешь?

— Не возьму. Зачем мне?

— Вот юродивая, прости Господи…Ладно, мне же лучше.

Она отсчитала Саше тысячу и стала оглядываться вокруг: вочто бы завернуть деньги. Вот тогда она и обратила внимание на листок. Долларыбыли завернуты в стандартный лист машинописной бумаги. Сверху он был девственночист, и Серафима, вынув деньги, отбросила его в сторону, а теперь, взяв в руки,нахмурилась. Мы проявили любопытство и поинтересовались:

— Что там?

Серафима пожала плечами:

— Какие-то цифры.

И точно, почти весь лист занимали два ровных столбца цифр. Вправом цифры повторялись: 15, 20, 10, а в левом встречались как пяти-, так ишестизначные. Поглазев на них с умным видом, мы вынуждены были признать, чтоони нам ни о чем не говорят.

— Может, какие-то комбинации для рулетки? —предположил Саша.

— По-моему, это ни на что не похоже, — отозваласьСерафима. — Ладно, поехали отсюда. — Она сунула листок в карман,убрала деньги и добавила:

— Ящик надо на свалке выбросить, там его уж точно никтоне найдет. А ты, племяшка, о деньгах забудь, не видела их вовсе. И не вздумайВовке проболтаться.

— Не вздумаю, — огрызнулась я.

Прямо за гаражами была свалка, там мы и выбросили сейф.

— Ты чего хмурый такой? — заметила Серафима.

— Не знаю, — отозвался Саша. — На душемуторно.

— Бывает, когда удавленника найдешь.

— Может, зря мы туда сунулись?

— Куда?

— В дом этот…

— Конечно. Так ведь уже сунулись, — утешилаСерафима.

— Муторно и все, точно ребенка обокрали.

— Не искажай факты: покойника. А ему, как известно,деньги ни к чему.

Разговор увял, я смотрела в окно и мучилась догадками. Цифрына листе бумаги отчего-то не давали покоя. Во мне зрела уверенность, чторазгадка на поверхности.

— Дай-ка листок, — сказала я. Серафима взглянуланеодобрительно, но лист бумаги отдала. Я уставилась на два столбца цифр,испытывая чувство, что кто-то невидимый от души потешается над моейбестолковостью…

— Смотри, — сказала я тетушке, — двепоследние цифры в левом ряду… Что, если это год? Вначале прошлый, а вот отсюда— текущий.

— А ведь точно, — ахнула Серафима, извлекая изсумки выручку. — Все цифры подряд написаны и потому сбивают с толку, аесли расставить точки, то получаем число, месяц и год. Так?

Саша припарковался к тротуару и тоже уставился на листок.

— Точно, — сказал с уважением. — И что этонам дает?

— Пока не знаю. Левый столбец даты, а правый…

— Деньги, — подсказал Саша. — Может, он комуденьги в долг давал и записывал?

И тут на меня снизошло озарение, как известно, это всегдапроисходит неожиданно. Вот и сейчас я просто смотрела на цифры, слушая, какСерафима с Сашей разговаривают, взгляд натолкнулся на дату: двадцатое августа,только прошлого года. Дыхание сбилось, я замерла на мгновение, а потомспросила:

— Где вчера Илья был?

— Друга поминал, — ответила тетушка, напряженноследя за моим лицом.

— Правильно, вчера было двадцатое, смотри, — яткнула пальцем в третью сверху строку.

— Твою мать, — брякнула Серафима.

— Ты чего? — испуганно спросил Саша.

— Двадцатого августа прошлого года убит компаньон Ильи,соображаешь? Никак об этом Петюня поговорить хотел… Борьку Савенко когдазастрелили? Три месяца назад… число помнишь?

— Кажется, четырнадцатого, — пролепеталНегритенок.

— Тринадцатого, — поправила я, ткнув пальцем внужную строку.

— Это что же выходит?.. — Саша побледнеть не мог,он посерел.

— Ребята, — сказала я, — нам срочно надо кВладимиру Петровичу.

— Подожди, — нахмурилась Серафима.

— Конечно, расставаться с деньгами всегда неприятно,но…