Облегченно вздохнув, Алёна слетела с высоты, как перышко,подхваченное ветром, даже забыв хоть немножко побояться высоты, подхватиласверток и с хищным видом уволокла его наверх, в свою спальню, умудрившисьостаться не замеченной Мариной и девочками, которые сидели перед телевизором ивосхищенно внимали приключениям Артура в стране минипутов.

В самом деле классный фильм, немудрено заглядеться так, чтоничего вокруг себя не заметишь.

«Вы слышали? У мадам Ивонн теперь всегда девочки. Такиедушки невинные, такие лапочки! Особенно одна была – я ее забыть не могу. Волосычерные, глазки ясные такие, носик – ну просто поэма, а не носик! Грудки – о monDieu, умереть можно! Сразу оживает то, что я считал давно умершим, пробуждаетсято, что спало много лет. Ее зовут Лилу. Птичка моя, девочка моя Лилу! Ножкистиснула, лежит, не шелохнется, только плачет… И умоляет пощадить ее, потомучто она не сможет жить опозоренной и ей останется только утопиться или пойти напанель, сделаться падшей женщиной. Вы не представляете, что со мной сделалось!Я был истинным жеребцом! Никогда за мной такого не наблюдалось! Если бы мояжена видела, на что я способен, она перестала бы бегать к нашему конюху, апобольше внимания уделяла мужу. А впрочем, нет. Ее давно знакомое тело мнеопостылело. Прелесть новизны, прелесть невинности, нетронутости… Она яблокамипахла. Я ее целовал, а у нее ротик – ну будто яблочко жуешь!»

Я словно бы слышу эти бредни. Думаю, в таких или примерно втаких тонах стареющий козел мсье Антуан описывал какому-нибудь дружку своибеспримерные похождения в заведении мадам Ивонн. Особенно смешно будет, еслитем дружком окажется мсье Филипп, который в ответ пропоет ему «песнь песней» омилашке по имени Хлоя. Или – мсье Мишель, которому запала в душускромница-брюнетка, которую звали Элиза. Или…

Смех разбирает. Да на улицах полным-полно молоденькихдевочек, которых голод и нужда довели до того, что они рады-радешеньки задратьюбчонку в первой попавшейся подворотне и отдать свое «главное сокровище» любомууроду – всего за несколько су. Нет, мсье Мишелю, и Антуану, и Филиппу нужновыкладывать несусветные деньги за то, чтобы в полутемной, насквозь пропахшейдухами комнатушке, на широкой постели, под низко нависшим пологом, овладетьтрепещущей от страха девственницей, сначала облаченной в длинную и плотнуюночную рубашку, похожую на саван, а потом раздетой их жадными и нетерпеливыми,потными от вожделения руками.

Мсье Антуан стягивал рубашку с Лилу через голову и ажбогохульствовал от нетерпения, когда прядь длинных волос зацепилась за пуговицуи ее пришлось осторожно отцеплять. Мсье Филипп просто-напросто разорвал рубахуна Хлое (поэтому мадам Ивонн взяла с него дополнительную плату, но он не имелничего против, еще и приплатил, до того ему полюбилась девчонка, как он самсказал). Мсье Мишель заставил Элизу раздеться самой и чуть с ума не сошел отвосторга, когда она начала причитать, и стонать, и охать, и умолятьотвернуться, потому что ее наготы еще не касался ни один мужской глаз…

Откуда я все так хорошо знаю? Да оттуда, что я – Лилу. ИХлоя – тоже я. И Элиза. Кроме того, я – Манон, Иветт, Жюли, Жужу, Мими, Сюзон,а также Лизетт. И еще Нинон, деревенская дурочка Нинон, которая с самымпростодушным видом хватает мужчину за то, что у него торчит между ног, ивосклицает: «А что-й та у вас тута, добрый господин? Ой, я раньше такое толькоу жеребцов видала! И вы это будете в меня заталкивать? Ой, нет, пожалейте меня,вы меня порвете, да я же буду вся в крови!»

И она в самом деле трепыхалась в луже крови, авоодушевленный обладатель самого жалкого на свете пестика чувствовал себявоистину жеребцом. Как бишь его звали? Ах да, мсье Оливье.

Как бы не запутаться во всех этих сладострастных идиотах…Хорошо, что мадам Ивонн ведет записи: кто когда приходил, кого лишилневинности, сколько заплатил (вот уж что в первую очередь учитывается!), аглавное – хочет ли он с этой девушкой встречаться снова или желает еще разиметь девственницу. Ах да, записываются также прихоти клиента. Ну вот, скажем, мсьеАнтуан теперь хочет лишить девушку невинности в наемной карете. И он сообщилмадам, что желает купить ее запачканные кровью нижние юбки. Уж не знаю, как онбудет прятать их от жены. А впрочем, если его супруга так уж увлечена своимконюхом, то не все ли ей равно, чем и как наслаждается муженек?

После каждой встречи я подробно все рассказываю мадам Ивонн,и она записывает в свои тетради все, что я говорила о себе мужчине: можетпригодиться, если он снова пожелает встретиться с той, кого «лишил невинности».Некоторых ужас как возбуждает то, что девушка после ночи, проведенной с ними,вынуждена будет пойти по стезе порока. Да, такова печальная судьба деревенскойдурочки Нинон. Со своим ужасным провинциальным выговором она теперьрассказывает мсье Оливье о том, сколько мужчин имели ее за ночь, и причитает:«Ах, знала бы моя бедная маменька, что я стала шлюхой!» Мсье Оливье на вершинеблаженства!

Оказывается, мужчин так легко обманывать. Постель, в которуюя с ними ложусь, для меня сцена, театральная сцена. Мы идем в театр и святоверим, что гром там гремит настоящий. И хоть мы доподлинно знаем, что за сценойвсего-навсего бьют кувалдой по листу железа, все равно верим: звучит гром. Людивообще слепы и глухи к тому, что происходит на самом деле. Они видят и слышаттолько то, что хотят слышать, что отвечает их представлениям о жизни. Апредставления так убоги… так однообразны… их так легко высчитать… И людьми таклегко управлять!

Этим прекрасно пользуется мадам и учит меня. Хорошая память,бесстыдство, немного актерского мастерства – и я чувствую себя истиннойкоролевой постели. Королевой мужских желаний!