– Ну уж нет уж! Айседорка не моя! Она государственная! –отказался Эдя. – Там такая дама, что медведя загрызет, если тот забудетпоцеловать ей ручку… Уж лучше к Дурневой! Та хоть помягче. Правда, у нее мужтот еще персонаж! Я его один раз мельком видел, и то хватило. Зеленый, сзапавшими щеками, ходит в каких-то роковых пальто. Взгляд такой, что прошусчитать меня добровольцем! Ну как вампир из старого фильма… Нет уж! Я пас!

– Ну а другие невесты? – спросила Зозо, решив, что теперь еевремя проводить допрос.

Эдя самодовольно похлопал себя по животику, в котороммускулистость приятно сочеталась с запасами на случай голодной зимы и перебоевс мамонтятиной.

– Другие невесты пока не подозревают, как им повезло.Правда, иногда они узнают друг о друге, и тогда начинаются гладиаторские бои.

– А что делаешь в это время ты?

– Да так, ничего особенного, – сказал Эдя. – Когда однаженщина дерется с другой женщиной, мужчина не должен вмешиваться, потому что онзаведомо сильнее. Опять же женщины, когда их разнимаешь, пускают в ход зубы иногти! Укус проходит втрое медленнее любого фингала, а царапины вообще нежелают заживать!

Зозо засмеялась – в конце концов, она тоже была урожденнаяХаврон и имела соответствующие свинячьи наклонности, – но потом спохватилась инахмурилась.

– Фу! Какая гадость! Эдуард, ты пошляк!.. Мой Мефодий будетне такой! – сказала она.

Хаврон пожал плечами.

– Да, пожалуйста! Я и сам не заинтересован, чтобы Мефодийстал моим клоном. Проблема в другом. Твой Меф сделался в последнее времякакой-то не такой. Что появляется редко, это ладно. Если б я в детстве учился вгимназии с проживанием, я бы тоже особенно часто домой не совался.

– Ты думаешь, плохая компания? – с беспокойством спросилаЗозо. Чутью брата она доверяла.

– Ну про компанию ничего не могу сказать. Хотя кто егознает, какая компания у него на работе? – глубокомысленно изрек Эдя.

И Эдя, и Зозо уверены были, что Мефодий устроился работатьпо вечерам после гимназии. Началось все с того, что как-то в руки Хавронаслучайно попала визитная карточка Мефодия, озорства ради изготовленная Улитой.На карточке значилось «наследник мрака». Мефодий хотел отобрать карточку,опасаясь за Эдю, но тот внезапно хмыкнул и сам вернул ее, посочувствовав:

– «Помощник уборщика подносов в кафе „Лопай что дают“.Бедный парняга! Впрочем, я и сам начинал не с огранки бриллиантов.

– А какие изменения ты в нем замечаешь? – спросила Зозо.

Эдя некоторое время поразмыслил, анализируя впечатление отпоследней встречи с Мефодием, а затем произнес:

– Ага… Вот! Он отрешенный стал, будто все, чем занимаемсямы, полная ерунда. И все наши ценности бред. И только он один делает что-товажное… Не нравится мне такой подход!

– Может, он таблетки какие-нибудь глотает? – спросила Зозо,склонная, как многие матери, предполагать худшее.

– Не-а, не думаю. Те, на таблетках, нервные, дерганые, чутьчто, срываются, а этот спокойный, как удав. И взгляд у него отрешенный, ну каку той нашей няньки… – сказал Эдя и поежился. Так всегда бывало, когда онвспоминал о давней истории, связанной со смертью попугая[6].

– Ох, взволновал ты меня!.. Надо с Мефодием поговорить подушам! Все-таки переходный возраст! – сказала Зозо озабоченно. – Я и саматеперь припоминаю, что он изменился. Я ему недавно говорю: «Мефочка!» А он мнетак: «Э-э-э?» Раньше он сказал бы: «А-а-а!» или, в крайнем случае, «У-у-у!».

Эдя хмыкнул.

– Ну так глубоко я не копаю… Хочешь поговорить – поговори, –предложил он.

– Лучше ты поговори. Ты мужчина и его дядя.

– А ты его мать!

– Ну и что? Ты ему ближе по возрасту. Я же помню, как выподушками кидались, точно два павиана…

– Хорошо. Поговорим вместе! В конце концов, он мойплемянник, – без энтузиазма согласился Хаврон.

– Но учти, Эдя, серьезно поговорим. Без всех этих твоиххи-хи и ха-ха! Мы потребуем у него отчет! Он ребенок, а мы мудрые, наученныежизнью люди. Он должен нам доверять. Он просто обязан! – назидательно сказалаЗозо, слизывая с чайной ложечки прилипший сахар.

Теперь, когда решение было принято, Зозо успокоилась. Долгопереживать она не умела. Мысли у нее вечно скакали с одного предмета на другой.Некоторое время она бездумно размешивала ложечкой чай, а затем случайнопосмотрела на часы и уронила ложечку.

– Жуть! Сегодня же пятница! Мы почти опоздали!.. –воскликнула она.

– Куда это?

– Один поэт отмечает в ЦДЛ день рождения… Вначале творческийвечер – мы его пропустили, – а потом фуршет.

– А что за поэт?

– Не помню. Кругленькая такая фамилия, из памятивыкатывается. У меня два пригласительных. Второй я для собачника доставала, нопо ходу дела с ним поссорилась… Пойдешь со мной?

– Иди одна, – предложил Эдя.

– Одной как-то не хочется. Эдь, ну не будь Хавроном!

Эдя задумался, разглядывая руины трофейного торта.

– Ну не знаю. В конце концов, у меня горе. Меня с работывыгнали. Должен же я попереживать в одиночестве, погрызть ногти, поразмыслить околбасе насущной… А? Должен или не должен?.. Чего поэт пишет-то?

Зозо посмотрела на брата отработанным за долгие годывзглядом бесконечного терпения. Однако отвлеклась на пролетавшую муху и взглядабесконечного терпения не получилось.

– Ты что, дурачок, что ли? Не знаешь, что поэты пишут?Стихи, – сказала она.

– Какие стихи?

– С рифмами! – сказала Зозо с еще большим раздражением.

– А ты их читала?

– Хаврон! Я тебя удушу! Как я могла читать стихи, если я непомню, как фамилия поэта!.. Позавчера, вообрази, я в доме офицера была! Так чтоже думаешь, я там из танка стреляла?

– Вот и я о том же! И замуж не взяли и из танка стрельнутьне дали!.. Сплошные разочарования! – посочувствовал Эдя. – Ну ладно, так ибыть. Пошли к твоему поэту. Авось подпишет мне какую-нибудь книжечку.