Дом Ветерковых был из новых дворцов – красный кирпич,натуральная черепица, каминная труба. Хозяева расчистили пространство переддомом от посадок, замостили землю тротуарной плиткой и поставили декоративныефонари. Получилось красиво, во французском стиле. Чувствовалось, что вобустройство вбухано немало денег. Со всем этим великолепием абсолютно невязался старый деревянный сарай на заднем плане и покосившийся забор вокругучастка.

Сквозь дыру в заборе я заметила во дворе какое-то оживление.Кажется, хозяин задумал жарить шашлыки. Рядом с мангалом, в котором ужедымились угли, крутились ребенок и белый кот.

Я подошла к калитке, приоткрыла ее и позвала:

– Эй! Гостей принимаете?

Широко улыбаясь, мужчина шагнул ко мне. При ближайшемрассмотрении это оказался Ветерков собственной персоной, в руках его былшампур. Очевидно, успешный руководитель проектов тоже меня узнал, потому чтовыражение его лица резко изменилось.

– Это ты? Ты одна?

Я мгновенно вскипела: чего это Ветерков мне тыкает? Мывместе кур не воровали.

– Нет, я с другом Макаровым, – прошептала я.

– Каким еще Макаровым? – дернулся он.

– Пистолетом системы «Макаров», знаешь такой?

Страх тенью промелькнул по его лицу. А вот пусть попробуетне рассказать мне правду – мигом познакомится с моим приятелем!

Я зашла во двор, ухмыльнулась и нагло заявила:

– Вот что, Ветерков, поговорить надо.

Он поднял вверх шампур, словно защищаясь:

– О чем?

– Об убийстве Елены Михайловны.

– Ты хочешь покаяться?

Мне стало смешно:

– О нет, дружок, это тебе надо покаяться. Явсе знаю про«Зарплату» и собираюсь заявить на тебя.

Ветерков опустил шампур и деловито поинтересовался:

– Сколько ты хочешь за молчание?..

– Вот это конструктивный разговор, – одобрительносказала я. – Где мы можем обсудить детали?

Ветерков направился в дом, я двинулась следом. Радостноевозбуждение охватило меня. Ого, кажется, мне удалось его прищучить! Сегодня наредкость удачный день, все воры и прохиндеи сами открывают свои карты.

Мы обосновались на кухне. Выглядела она как картинка изжурнала по элитной недвижимости. На мраморном столе все было разложено дляшашлыков: нарезанное кусочками мясо, лук, помидоры. Я села на стул из темногодерева и заявила:

– Мне нужен миллион.

Ветерков ничего не ответил. Он уселся напротив и принялсясосредоточенно, по кучкам, раскладывать на столе мясо. Затем в каждую кучкуВетерков добавил резаные помидоры и кольца лука. Наконец стал нанизывать мясо иовощи на шампур. Подготовив так шампур, руководитель проектов отложил его всторону и только потом отозвался:

– Миллион рублей? Это слишком много. Твоя информация нестоит таких денег.

– Сколько же она стоит?

– Ну… – Собеседник принялся за второйшампур. – Все зависит от того, что конкретно ты знаешь и сможешь ли этодоказать.

Ветерков говорил покровительственным тоном. Очевидно, он ужепришел в себя, и мой гипотетический пистолет его больше не пугал.

– Я знаю, что ты стучишь «Зарплате», – сказала я.

Ветерков оторвался от мяса и взглянул на меня без тенисмущения:

– Кто твой источник?

– У меня очень компетентный источник, а его имя тебезнать не обязательно.

– Знаю я твой источник, – усмехнулся Ветерков. –Могу поспорить, что Антонова-Овсеенко наплела, так? Тогда твоя информация нестоит и ломаного гроша.

– Почему это?

– У нее самой рыльце в пушку. Проворовалась, а теперьищет, кто бы выглядел гаже ее. Да никто ее словам не поверит, твоим – тоже. Утебя есть другой источник?

Я угрюмо молчала. Разговор покатился не в ту степь.Ветерков, словно шустрая рыбешка в мутном пруду, выскальзывал из рук. Ячувствовала себя беспомощной, а он, напротив, вел себя как хозяин положения.

Я смотрела на его ухмыляющуюся физиономию и думала:правильно я всегда опасалась таких бодрячков-оптимистов! Куда как лучше иметьдело с людьми ленивыми, которые лежат на диване, лопают плюшки и не помышляют отом, чтобы заработать на чужой шкуре. А эти «пионеры» родную мать продадут за тридцатьсеребреников. А потом еще и выставят тебя полной дурой, когда ты попытаешьсяприжать их к ногтю.

Я предприняла последнюю попытку добиться правды и расколотьВетеркова.

– Вообще-то я просила не миллион рублей, а миллиондолларов, – вкрадчиво произнесла я.

Лицо Ветеркова красноречиво отразило всю нелепость моейпросьбы.

– Убийство – дело серьезное, – продолжалая, – это тебе не бумагу из офиса тырить. Десять лет на нарах проведешь,дружок.

– Ты о чем? – с наигранной теплотой в голосеспросил Ветерков.

– Сам знаешь о чем, – отрезала я. – Кому впервую очередь была выгодна смерть Елены Михайловны? Николаю Свиягину. Ужурнала «Зарплата» теперь не осталось конкурентов на рынке, прибыль вырастет внесколько раз. А кто регулярно стучал «Зарплате» о наших проектах, словно дятелв лесу? Не сомневаюсь, что именно тебе и дали заказ кокнуть директрису. Ну, чтоты теперь скажешь? Стоит твоя свобода миллиона долларов или нет?

Ветерков, нанизывавший до моего заявления мясо на третийшампур, от изумления даже взял кусок из другой кучки.

– Слушай, Лютикова, я никак не пойму – ты сумасшедшая,что ли? Это тебе десятка светит! Не меня, а тебя милиция разыскивает заубийство Кирилловой! Сейчас я позвоню нашим доблестным органам и сообщу, гденаходится преступница.

Он вытер руки о бумажную салфетку, вытащил из карманаджинсов дорогущий слайдер, сдвинул крышку, однако никуда звонить не стал.

– Ладно, позвонить всегда успеется. Мне тебя искреннежаль, Лютикова. По-человечески я понимаю: ты проработала в газете восемь лет, атебя выкинули на улицу без выходного пособия, вот ты в сердцах и убилаМихайловну. Но ведь не она в этом виновата, сечешь? Разве Кирилловаорганизовала мировой финансовый кризис? Газете действительно сейчас нелегко,рекламы мало, тираж падает. От кого же еще избавляться в такой ситуации, как неот журналистов? Вы ведь бесполезный балласт, только зря гонорары получаете.

Возмущение охватило меня. Ничего себе, это я-то – балласт?Я, которая изо дня в день на страницах газеты рассказывала безработным, каксоставлять резюме, проходить собеседование, как выдерживать испытательный срок?Я, благодаря которой сотни, а может, и тысячи людей нашли работу, их семьибольше не голодают и могут позволить себе подарки на Новый год? Я, котораятрудилась как пчелка, по восемь часов в день… Ну ладно, не по восемь, у менябыл свободный график, но я отдавала газете всю себя! Без остатка! И вотблагодарность, оказывается, я – балласт!