Стасов, выслушав ее горестный и возмущенный рассказ, долгосмеялся.

– Ну чего ты хохочешь? – обижалась Ирина. –Тебе смешно, а я знаешь как испугалась.

– Могу себе представить. Ты – наш маленький борец заправопорядок. Но в одном ты права, Ируська: как ни горько и обидно этопризнавать, в милицию обращаться было бессмысленно. Они точно в доле, а сподозрениями к ним лучше не обращаться, высмеют и выгонят погаными тряпками.Наш сосед оказался мудрым, не в пример тебе, он быстрее это сообразил. Хотяпросто удивительно, откуда в нем эта мудрость, он же не живет бок о бок спредставителями милиции, в отличие от тебя.

– А в чем смысл? Они мошенники или кто? –поинтересовалась любознательная Ира.

– Одно из двух. Вероятнее всего, это работающие вгруппе карманники. Ты берешь в руки билетик, он не поддается, ты держишь егодвумя руками и концентрируешь на нем все внимание. Сумка или карман такимобразом остаются без контроля. Вот и вся премудрость. Может быть, вариант болеесложный.

Например, ты вскрываешь билетик, он оказывается выигрышным,и тогда бедная женщина начинает рассказывать тебе, как она торопится, у нееребенок больной дома один или электричка вот-вот уйдет, и предлагает тебе пойтиполучить выигрыш вместо нее, а деньги в сумме, указанной в билетике, отдать ейпрямо сейчас. Или даже в меньшем размере, потому как она уж очень сильноторопится и согласна получить не все, а только часть. К примеру, в билетеуказан выигрыш в сто рублей. Она просит у тебя хотя бы семьдесят, потому чтовремя ей дороже, ты радостно отдаешь деньги и бежишь туда, где, по ее словам,эти билетики продают и заодно выигрыши выдают. Там, естественно, ничего нет.Или есть, но не то. Или есть, и то, что надо, но твой билетик оказывается безводяных знаков, то есть поддельный. И вся, как говорится, недолга. Есть ещеодин вариант: в билетике указан выигрыш, но не денежный, а вещевой, к примеру,микроволновая печка. Схема та же: женщина говорит, что ей некогда или что печкаей не нужна, и отдает билетик тебе, причем бесплатно или за совсем ерундовуюкомпенсацию, рублей за двадцать-тридцать. Ты с этим билетиком подходишь клотерейщику, он тебе огорченно сообщает, что печка у него всего одна, абилетиков с таким выигрышем оказалось два, вот и человек стоит рядом, он толькочто купил билетик, в котором тоже написано «микроволновая печка». Вампредлагается разыграть печку, как в покере: поставить деньги, кто большепоставит – тот и выиграл, тот и печку заберет, и деньги. Дальше все понятно. Утого дядечки денег всегда будет больше, чем у тебя, даже если ты миллионерша.Так что уйдешь ты без копейки и без печки.

В общем, Ируськин, ты у нас молодец, не поддалась и невляпалась. Но и возникать в таких ситуациях нельзя, тут ты совершила ошибку.Помни, сейчас мало кто работает в одиночку, и при малейшей попытке разоблачитького бы то ни было, ты тут же получишь по мозгам. И не только в переносномсмысле, но и в самом прямом. Я ответил на твои вопросы? Тогда отвечай на мои.Первое: где моя жена, и второе: когда мне дадут поесть?

– Твоя жена предупредила, что придет поздно. Онапоехала к Насте на Петровку, они там чего-то совещаются. А поесть сейчас дам.

Стасов не стал дожидаться Татьяну, ему нужно было ещесъездить к матери за Гришенькой. Вскоре Ирина снова осталась одна. К десятивечера ею овладел безотчетный страх, одиночество в пустой квартире сталонепереносимым. Таня поехала на Петровку, значит, они там совещаются не только сНастей, иначе Настя, как обычно, приехала бы к ним в гости. Неужели все таксерьезно?

Неужели Андрей Тимофеевич прав?

Верить в это не хотелось.

ОБРАЗЦОВА

Это было одиннадцать лет назад… Татьяна в то время считаласьеще молодым следователем, но определенные успехи у нее уже были, причемнекоторые из них донельзя раздражали ее начальство. Посему в виде компенсацииза нанесенный им моральный ущерб ей чаще, чем другим следователям, подбрасывали«невкусные» дела. Скучные, мелкие, нудные. Или вот такие…

Горшкову было всего семнадцать, и по всем канонам он шел какнесовершеннолетний. Но беда в том, что семнадцатьто ему было на моментсовершения преступлений. Искали его долго, и за эти месяцы он успел зачем-топовзрослеть и отпраздновать свой очередной день рождения. К моменту привлечениясначала в качестве подозреваемого, а затем и обвиняемого ему стукнуловосемнадцать, и можно было заняться дележкой подследетвенности с прокуратурой.С одной стороны, в те годы дела несовершеннолетних вели следователипрокуратуры, но с другой стороны. Горшков уже вроде как справилвосемнадцатилетие, так что никакого нарушения не будет, ежели оставить делоследователям милицейским. Дело оставили. И передали следователю ОбразцовойТатьяне Григорьевне. Хотя можно было назначить и следователя-мужчину. Ноначальник в тот день находился в состоянии крайнего раздражения и дурногорасположения духа, и только перспектива в очередной раз уесть молодую выскочкуОбразцову могла его несколько утешить.

Юноша по фамилии Горшков прославился тем, что разнузданноприставал к незнакомым девочкам, девушкам и женщинам независимо от их возраста,проделывая то, что в уголовном праве деликатно именуется развратнымидействиями, а в сексопатологии – эксгибиционизмом. Помимо этого, он любил ипоговорить, и даже потрогать замирающих от ужаса девчушек, которых зажимал влифтах или пустых подъездах. Эпизодов у него было много, и по каждому нужнособирать и закреплять доказательства, в том числе и очные ставки проводить, тоесть вызывать потерпевших, которые вовсе не жаждали встречаться с подонком и вего присутствии повторять все детали происшедшего. Потомсудебно-психиатрическая экспертиза, которая длилась, как и полагается, месяц.Медики признали Горшкова вменяемым, хотя и страдающим психопатией.

Допросы превратились для Татьяны в каторгу. Горшков смотрелна нее не отрываясь, нагло улыбался и на вопросы отвечал примерно так: «А давайпосмотрим, что у тебя в трусах», «А ты когда-нибудь видела, как мальчики занимаютсяонанизмом? «, «А сколько раз в неделю ты трахаешься со своим мужиком? ».

Татьяна была слишком гордой, чтобы идти к начальнику ипросить передать дело другому следователю. Она решила, что дотянет эту каторгудо победного конца. Может быть, такой подвиг никому не был нужен, но онаборолась за свою репутацию. Содрогаясь от отвращения, а иногда и от страха, онаупорно продолжала допросы и очные ставки, лишь изредка позволяя себе скупые,немногословные жалобы в разговорах с коллегой, который всегда относился к нейпо-доброму.

– Слушай, чего ты так мучаешься? – не выдержалтот. – Шепнем пару слов работникам СИЗО, его в камере быстро уму-разумунаучат. Отпрессуют на всю оставшуюся жизнь.

– Его и так там учат, – горько усмехаласьТатьяна, – развратников нигде не любят – ни в камерах, ни на зоне. Толькотолку от этой учебы – чуть. Он еще больше звереет. Психопат, что с него взять.

Он действительно зверел и наглел на глазах: «Какого цвета утебя лифчик?