ЗАРУБИН

На поиски Вениамина пришлось потратить немало времени. Кмоменту обнаружения он был изрядно нетрезв и жаждал общаться, поэтому пробитьсясо своими вопросами сквозь поток его речей было не так-то просто.

– Во, начальник, Надька-то с концами… Ва-а-ще… Нет, нуты скажи мне, почему одним все, а другим ничего. Чем Надька лучше меня или, кпримеру, Тамарки, а? Почему ей такая везуха сделалась? Бабки обломились, жизньновая началась, теперь к старым друзьям носа не кажет…

– Вениамин, припомни, у Надежды дома были керамическиефигурки? Рыбка, например.

– Да кой черт теперь эти фигурки? – отмахивался Бритый. –Были, не были – какая разница? Ей в ейной новой жизни они ни к чему. Пропала, ивсе. Ни «до свидания» не сказала, ни адреса не оставила. Вот ты скажи, сдрузьями так поступают или нет?

Обида Бритого была глубокой и большей своей частью замешенана зависти, ему нужно было выговориться, и Зарубин понимал, что, пока Веня нескажет все, что думает, причем раз пятнадцать, он больше ничего не услышит.

Пришлось терпеливо ждать. Наконец, уловив некоторое снижениеэмоционального накала, Сергей снова принялся за свое:

– И все-таки, Вениамин, вспомни, не было ли у Надеждыпривычки носить с собой игрушки какие-нибудь или фигурки. Может, она ихсобирала, коллекционировала? Или хранила как память о чем-то? Вспомни, уж будьтак любезен.

– Мозги тереть… – неопределенно пробурчал Бритый,кинув на Зарубина весьма выразительный взгляд.

Сергей вытащил из кармана десятку, и глаза Бритого тут жеприлипли к ней намертво.

– Вспомни, Вениамин, – голос оперативника былполон ласкового терпения, словно он разговаривал с ребенком, – вспомни.

Купюра скрылась в его кармане, будто он достал ее совершеннослучайно и без всякой задней мысли. На лице Бритого отразилось горькоеразочарование, которое быстро сменилось злобой по поводу не оправдавшихсянадежд.

– А хрена ж вспоминать? – окрысился он. – Уменя своих забот хватает. У Надьки теперь своя жизнь, у меня своя. Разве ж онатеперь вспомнит, в своей новой-то жизни, сколько меж нами хорошего было? Волюдская неблагодарность!

Как плохо было, так ко мне бежала, а как удача привалила, таквсех забыла, и меня в первую очередь. Даже «до свидания» не сказала, сука!

Пришлось прибегать к резким мерам, никаким другим способомБритого было не остановить.

– Вениамин, – строго произнес Зарубин, – тыНадежду не ругай и неприличными словами не обзывай. Она, конечно, пропала, ноее вины в этом нет. Она умерла.

Бритый воззрился на него в полном недоумении.

– Как это… куда это… – пролепетал он. –Неужто и вправду заболела, а мы вовремя не хватились?

– Да нет, Веня, не заболела. Убили ее. Поэтому ты своиобиды засунь в одно место и давай-ка вспоминай, о чем я тебя спрашиваю.

– Это насчет фигурок, что ли?

– Насчет фигурок, – подтвердил Сергей.

– Не.

– Что «не»? Говори внятно.

– Не… Погоди, как это Надьку убили? Кто? За что?

Зарубин усмехнулся, снова вытащил десятирублевую купюру ипротянул собеседнику.

– На, выпей за помин ее души. Если б я знал, кто и зачто ее убил, я бы тут с тобой времени не терял и тебя своими вопросами не мучилбы, ясно? Так были у нее дома керамические фигурки? Человечки всякие, зверушки,рыбки, куколки? Пластмассовые пупсики?

Взгляд Бритого постепенно обрел некоторую осмысленность.

– Не было, – твердо ответил он. – Ни разу невидел.

– А не говорила она, что всегда носит с собойкакой-нибудь талисман?

– Не говорила.

Зарубин еще раз мысленно проделал путешествие по квартиреНадежды Старостенко. Он, кажется, вчера заглянул во все ящики и шкафчики, покаискал документы, но ничего похожего на найденные в ее карманах фигурки там небыло.

– Вениамин, а может быть, они у нее раньше были, давно,а потом она их продала или подарила кому-нибудь, а? Ты припомни как следует,она ничего такого не рассказывала?

– Не было ничего такого. Я бы не забыл.

Из уст алкоголика такое заверение звучало не особенно серьезно,но другого источника Информации все равно не было. Можно было опрашивать всехпоголовно собутыльников Надьки Танцорки, но надежность их слов вряд ли была бывыше.

Сергей не стал больше тратить на это времени. На сегодня унего были запланированы и другие дела, которые никак нельзя было отменить илиотложить. Одним из таких дел была встреча с человеком, дававшим Зарубинуразного рода информацию о жильцах своего дома. Дом был непростой, всегодвадцать квартир, почти все из них – бывшие коммуналки, ныне расселенные,отремонтированные, перестроенные и проданные весьма состоятельным людям.

Некоторые из этих людей заработали свои деньги не вполнечестным путем и посему представляли для милиции определенный интерес хотя бы вчисто профилактических целях. Информатор Зарубина проживал в одной из двухоставшихся коммунальных квартир, на работу не ходил по причине инвалидности иот скуки наблюдал за жизнью немногочисленных жильцов дома.

Никакого особого интереса к вышеуказанному дому у Сергея насегодняшний день не было, но встречаться с поставляющими информацию людьминужно было регулярно и делать об этом соответствующие записи, таков порядок.

– Слышь, Кузьмич, – помявшись, сказал напоследокчеловек, имевший рабочий псевдоним Кашин, – опять у меня болит… Сил неттерпеть. Врачу сказал, так он выписал муть какую-то, от нее ни жарко нихолодно. Не помогает, одним словом. Мне вот тут знающие люди подсказали, естьодно лекарство, хорошее.

Но стоит оно… Никак помочь нельзя, а?

– Подумаем, – пообещал Зарубин. – Ты мне вотчто скажи: у тебя в районе арбатских переулков есть знакомые?

Кашин подумал немного и кивнул.

– А что надо-то?

– Ну ты запомни на всякий случай одно имя: НадеждаСтаростенко, кличка Надька Танцорка. Во Власьевском переулке живет. В субботуна нее неизвестно откуда свалилась куча денег, и примерно около семнадцатичасов ее могли видеть на улице в новой одежде. Серебристо-серый плащ и парикпод коротко стриженную брюнетку. Со стороны, конечно, не видно, что это парик,просто хорошая стрижка. Но узнать Надежду можно было, у нее лицо характерное,запоминающееся. Все понял?

Кашин, напряженно вслушивавшийся в каждое слово Сергея,снова кивнул. Он понимал, для чего молодой опер все это ему рассказывает. Такоеуже бывало раньше. Мало ли кто проверить захочет своего подчиненного, а потомвыяснится, что Кашин и имени-то такого – Надька Танцорка – не слыхал.

– Спасибо тебе, Кузьмич, – с чувством произнесон, – век помнить буду. Я отслужу, ты не сомневайся.