В кухне было практически так же темно, как и в коридоре, иКлай успел подумать о том, чего ему здесь недоставало, а Тому, должно быть,недоставало еще больше: зеленого свечения электронных часов на микроволновойпечи, мягкого гудения холодильника, возможно, света в соседском доме,попадающего на кухню через окно над раковиной и оставляющего блики на кране.

— Вот стол, — раздался в темноте голос Тома. — Алиса, сейчася возьму тебя за руку. Это стул, чувствуешь? Уж извините, если я говорю так,будто мы играем в страну слепых.

— Все нор… — начала она и тут же вскрикнула, заставив Клаяподпрыгнуть. Рука легла на рукоятку его ножа (теперь он считал нож своим),прежде чем он успел осознать, что взялся за нож.

— Что такое? — резко спросил Том. — Что?

— Ничего, — ответила она. — Просто… ничего. Кот. Его хвост…по моей ноге.

— Ох. Извини.

— Все нормально. Так глупо, — добавила она с такимпрезрением к себе, что Клай поморщился.

— Перестань, Алиса. Не ругай себя. Просто в офисе выдалсятяжелый денек.

— В офисе выдался тяжелый денек! — повторила Алиса ирассмеялась. Смех ее Клаю не понравился. Напомнил интонации голоса, когда онаназывала дом Тома прекрасным. Она сейчас сорвется, и что мне тогда делать? —подумал он. В фильмах впавшая в истерику девушка получает хорошую оплеуху,которая сразу приводит ее в чувство, но в фильмах видно, где находится девушка.

Ему не пришлось бить ее по лицу, трясти или обнимать (споследнего он бы, наверное, начал). Возможно, она услышала звучащую в своемголосе панику, ухватилась за нее, загнала в себя, В ее горле что-то булькнуло,она вдохнула, затихла.

— Садись, — сказал Том. — Ты наверняка устала. И ты, Клай. Ая разберусь со светом.

Клай нащупал стул, сел к столу, которого практически невидел, хотя его глаза должны были полностью приспособиться к темноте. Что-толегонько коснулось его брючины. Из-под стола донеслось тихое мяуканье. Раф.

— Ты представляешь? — Он повернулся к едва угадывающемуся втемноте силуэту девушки. Шаги Тома уже затихали. — Старина Рафер только чтоиспугал и меня, — хотя и не испугал, ну совершенно не испугал.

— Мы должны его простить, — ответила Алиса. — Без этого котаТом свихнулся бы, словив Импульс, как и другие. И это было бы ужасно.

— Безусловно.

— Я так боюсь, — призналась Алиса. — Как думаешь, завтрабудет лучше, при свете дня? Я насчет страха?

— Не знаю.

— Ты, должно быть, очень волнуешься из-за жены и своегомаленького мальчика?

Клай вздохнул, потер лицо.

— Труднее всего примириться с беспомощностью. Мы сейчасживем врозь, знаешь ли… — Он замолчал и покачал головой. Не продолжил бы, еслибы она не нашла его руку. Пальцы ее были твердыми и холодными. — Мы с весныживем врозь, но в одном маленьком городе. Моя мать назвала бы наши отношения«соломенной женитьбой». Моя жена — учительница в начальной школе.

Он наклонился вперед, стараясь разглядеть в темноте ее лицо.

— И знаешь, что самое ужасное? Случись все это годом раньше,Джонни был бы с ней. Но в этом сентябре он пошел в промежуточную школу, котораянаходится в пяти милях от города. Я все пытаюсь понять, успел ли он добратьсядомой до того, как мир свихнулся. Он и его друзья ездят в школу на автобусе. Ядумаю, к трем часам он должен был вернуться домой. И я думаю, что он сразупошел к ней.

Или достал свой мобильник из ранца и позвонил ей, радостнопредположила крыса-паника… а потом укусила. Клай почувствовал, как напряглисьего пальцы в руке Алисы, и заставил себя об этом не думать. Но пот все равнообильно выступал на лице и руках.

— Но ты этого не знаешь.

— Нет.

— У моего отца багетная мастерская и художественный салон вНьютоне. Я уверена, с ним все в порядке, он из тех, кто полагается только насебя, но будет волноваться обо мне. Обо мне и моей… Моей… ты знаешь…

Клай знал.

— Я все думаю, что же он поел на ужин. Я знаю, это бзик, ноон совершенно не умеет готовить.

Клай хотел спросить, а был ли у ее отца мобильник, но что-топодсказало ему обойтись без этого вопроса. И он задал другой:

— Ты немного успокоилась?

— Да, — ответила она, пожав плечами. — Если что с нимслучилось, то уже случалось, и я ничего не могу изменить.

Лучше бы ты не произносила эти слова вслух, подумал Клай.

— У моего сына есть мобильник, я тебе это говорил? —Собственный голос ему самому напоминал воронье карканье.

— Да, говорил. Перед тем как мы пересекли мост.

— Понятно. — Он кусал нижнюю губу, но заставил себяотпустить ее. — Но он не всегда заряжает аккумулятор. Наверное, я говорил и обэтом.

— Да.

— У меня просто нет возможности узнать, как они сейчас там.— Крыса-паника вырвалась из клетки. Принялась бегать и кусаться.

Теперь обе ее руки накрыли его ладонь. Он не хотел сдаватьсяутешению, которое она предлагала (ему было сложно ослабить хватку, в которой ондержал себя, и сдаться на милость ее утешения), но он сдался, думая, что датьдля нее важнее, чем для него — взять. Они так и сидели, переплетя руки рядом сподставкой для солонки и перечницы, за маленьким кухонным столом Тома Маккорта,когда Том вернулся из подвала с четырьмя ручными фонариками и коробкой с лампойКоулмана.

Лампа Коулмана давала достаточно света, чтобы они моглиобойтись без фонариков. Свет был резким и белым, но Клаю нравилась его яркость,которая изгнала из кухни все тени, за исключением их собственных и кота. Всепрочие прыгнули вверх по стене, словно украшения на Хэллоуин, вырезанные из чернойгофрированной бумаги, и спрятались.

— Думаю, нам нужно зашторить окна, — сказала Алиса.

Том открывал один из пластиковых мешков из кафе

«Метрополь» с надписью «ДЛЯ СОБАК» на одной стороне и «ДЛЯЛЮДЕЙ» — на другой. Он оторвался от своего занятия, с любопытством посмотрел нанее.

— Почему?

Она пожала плечами и улыбнулась. Клай подумал, что это самаястранная улыбка, которую он когда-либо видел на лице девушки-подростка. Алисасмыла кровь с носа и подбородка, но под глазами темнели мешки усталости, алампа Коулмана обесцвечивала остальную часть ее лица до мертвенной бледности, иулыбка, показавшая узенькую полоску поблескивающих зубов между дрожащих губ, накоторых уже не осталось помады, дезориентировала взрослой искусственностью. Онподумал, что Алиса похожа на киноактрису из далеких 1940-хгодов, играющуюсветскую даму на грани нервного срыва. Крошечная кроссовка лежала перед ней настоле. Алиса крутила ее одним пальцем. Шнурки ударялись и постукивали. Клайначал надеяться, что она скоро сломается. Чем дольше ей удалось быпродержаться, тем мощнее была бы разрядка. Она, конечно, чуть-чуть стравиладавление, но самую малость. Пока из всех троих в ней накопилось самое большоенапряжение.