— Я просил вас прийти сюда, мистер Леонидис, — говорил мойотец, — не для того, чтобы сообщить вам нечто новое, а для того, чтобы услышатьнечто новое из ваших уст — то, о чем вы умолчали накануне.

Роджер Леонидис страшно удивился:

— Умолчал?! Но я рассказал вам все — абсолютно все.

— Думаю, все-таки нет. Вы разговаривали с покойным в деньего смерти? — Да, да! Мы с ним пили чай. Я говорил вам.

— Да, говорили. Но вы не сообщили нам о содержании вашегоразговора. — Мы… просто… беседовали.

— О чем?

— О текущих домашних делах, о Софии…

— А о фирме по поставкам товаров в вашем разговоре случайноне упоминалось?

Наверное, до сих пор я смутно надеялся, что Джозефина всевыдумала, но в следующий миг моя надежда бесследно испарилась.

Роджер переменился в лице — теперь вместо волнения иозабоченности на последнем было написано чувство, очень похожее на отчаяние.

— Боже мой! — Великан упал в кресло и закрыл лицо руками.

Тавернер лениво улыбнулся, как довольный кот.

— Мистер Леонидис, вы признаете, что были недостаточноискренни с нами?

— Откуда вы узнали об этом? Я думал, никто не знает… Я непонимаю, каким образом кому-то стало известно содержание нашего разговора…

— У нас есть свои способы узнавать правду, мистер Леонидис.— Отец сделал торжественную паузу. — Теперь вы, наверное, сами видите, что вамстоит все рассказать нам.

— Да-да, конечно! Я все расскажу! Что именно вы хотитезнать?

— Действительно фирма по поставкам товаров находится награни банкротства?

— Да. Ее уже ничем не спасти. Если бы только отец умер, неуспев узнать ни о чем. Мне так стыдно… Это такой позор…

— Грозит ли вам судебное преследование?

Роджер резко выпрямился.

— Конечно, нет. Да, это банкротство — но банкротствочестное. Я смогу выплатить всем кредиторам по двадцать шиллингов на фунт, еслипродам все свое имущество, — а я это безусловно сделаю. Нет, мне стыдно, что яне оправдал доверия отца. Он мне так верил! Он отдал мне свою самую крупную — исамую любимую — фирму. И никогда не вмешивался в мои дела, никогда меня неконтролировал… Он просто… Просто верил мне… А я обанкротился.

— Значит, судебное преследование вам не грозит? — сухосказал отец. — Тогда почему же вы с женой собирались тайком уехать за границу?

— Вы и это знаете?!

— Как видите, мистер Леонидис.

— Но разве вы не понимаете?! — Роджер порывисто подалсявперед. — Я не мог сказать отцу правду. Это выглядело бы так, будто я прошу унего денег, будто я хочу, чтобы он снова помог мне встать на ноги. Папа… папаочень любил меня. И обязательно захотел бы помочь мне. Но я не мог… не могбольше заниматься бизнесом… Потому что все эти неприятности начались бы снова…Я совершенно не умею вести дела. У меня нет к этому способностей. Я не такойчеловек, каким был мой отец, — и я всегда знал это. Я очень старался, но у меняничего не получалось. И я был так несчастен… Боже! Вы себе просто непредставляете, как несчастен я был! Я долго пытался как-то выкрутиться инадеялся только на то, что милый старик ничего не прознает о моихнеприятностях. Но потом стало ясно, что банкротства не избежать… Клеменси всепоняла и согласилась со мной. Мы вдвоем придумали этот план. Никому ничего неговорить. Уехать. Пусть гроза разражается после нашего отъезда. Я собиралсяоставить отцу письмо с признанием… и мольбами о прощении. Отец всегда был такдобр ко мне — вы себе не представляете! Но тогда бы он уже ничего не смогподелать. Вот чего я хотел: не просить его ни о чем, а начать где-нибудьвдалеке новую самостоятельную жизнь. Жить просто и скромно. Выращиватьчто-нибудь: кофе… фрукты… Зарабатывать только на самое необходимое. Конечно,Клеменси будет тяжело, но это ее не страшит. Она прекрасная женщина, простопрекрасная!

— Понятно, — голос моего отца был холоден. — И почему же выпередумали?

— Передумал?

— Да. Почему в конце концов вы решили пойти к отцу и проситьего о денежной помощи?

Роджер непонимающе уставился на него:

— Но я этого не делал!

— Неужели, мистер Леонидис?

— Вы все совершенно неправильно поняли! Это не я пошел котцу, а он послал за мной. Он все каким-то образом прознал в Сити — наверное,до него дошел какой-то слух… Отец всегда все знал. Он задал мне вопрос в лоб.Конечно, я сразу же признался во всем…

И все рассказал ему. Я сказал, что мучаюсь не столь из-запотерянных денег, сколько из-за потерянного в его глазах доверия.

Роджер судорожно сглотнул.

— Милый папа! Вы не представляете, как он был добр ко мне!Никаких упреков. Сама доброта. Я сказал, что не хочу просить помощи у него… Чтохочу уехать, как и задумал… Но он даже слышать об этом не желал. И настоял наденежной помощи моей фирме.

— Вы хотите заставить нас поверить, что ваш отец намеревалсяоказать вам финансовую помощь? — резко спросил Тавернер.

— Конечно. Он дал письменные инструкции своим торговымагентам.

Кажется, Роджер заметил недоверие на лицах двух сидящихперед ним мужчин, потому что вдруг вспыхнул:

— Послушайте, это письмо до сих пор находится у меня. Ядолжен был отослать его, но потом, в этом смятении… и горе… Я забыл. Оно лежиту меня в кармане.

Роджер вытащил бумажник, порылся в нем и наконец извлекоттуда искомое. Это был мятый конверт с почтовой маркой, адресованный, как яуспел заметить, мистерам Греторексу и Ханбери.

— Прочитайте сами, если не верите мне.

Мой отец вскрыл конверт. Тавернер встал у него за плечом.Позже я узнал, что в письме давались указания мистерам Греторексу и Ханберипродать некоторое имущество старого мистера Леонидиса и на следующий деньприслать к последнему представителя их фирмы для получения инструкций,касающихся помощи фирме по поставкам товаров.

— Мы выдадим вам расписку в получении этого документа,мистер Леонидис, — сказал Тавернер.

Роджер взял расписку, поднялся и сказал:

— Это все? Теперь вы видите, как было дело?

— Мистер Леонидис дал вам это письмо, и затем вы ушли. Чтовы делали дальше? — спросил Тавернер.

— Я бросился к себе. Моя жена только что вернулась с работы.Я рассказал ей о решении отца. О, как он был добр ко мне!.. Я… честное слово… яедва соображал, что делаю…