– А что значит Дж? – спросил Мальоре.

– Джордж.

Он открыл бумажник и разложил его содержимое по столу, какпасьянс.

Сорок три доллара в купюрах по двадцать и по одному доллару.

Кредитные карточки: «Шелл», «Саноко», «Арко», «Грэнт'с»,«Сиэрс», «Универсальный магазин Кэри'с», «Америкэн Экспресс».

Водительские права, полис социального страхования, карточкадонора – первая группа, положительный резус-фактор. Читательский билет.Пластиковая раскладушка для фотографий. Заверенная фотокопия свидетельства орождении. Несколько старых оплаченных счетов, часть из которых до тогоистрепалась на сгибах, что распадалась прямо в руках. Квитанции по новымвкладам, многие из которых датированы еще июнем. – Что это с тобой такое? –раздраженно спросил Мальоре. – Ты что, никогда не очищаешь свой бумажник отстарого хлама? Это надо же! Напихать туда всякой ерунды и таскать целый годподряд.

Он пожал плечами.

– Просто не люблю выбрасывать вещи. – Он задумался о том,как странно, что он рассердился, когда Мальоре обозвал его говняной подсаднойуткой, но всякие там критические пассажи по поводу его бумажника ему абсолютнобезразличны.

Мальоре развернул пластиковую раскладушку, заполненнуюфотографиями. Первой шла Мэри: глаза скошены на нос, язык высунут прямо вобъектив. Старая фотография. Тогда она была стройнее.

– Твоя жена?

– Да.

– Держу пари, она хорошенькая, если не тыкать фотоаппаратомей в лицо.

Он посмотрел на следующую фотографию и улыбнулся.

– Твой пацан? У меня тоже есть примерно такого же возраста.В бейсбол играть умеет? Да что спрашивать, наверняка умеет!

– Да, это был мой сын. Он умер.

– Беда. Несчастный случай?

– Мозговая опухоль.

Мальоре кивнул и просмотрел остальные фотографии. Обрезкиногтей, которые оставляет после себя жизнь: дом на улице Крестоллин, Запад, они Том Гренджер стоят в мойке, он на трибуне конференции руководителей прачечныхи химчисток – в тот год она состоялась у них в городе, и он выступал передглавным оратором, барбекю на заднем дворе – он стоит у решетки в поварскомколпаке и в переднике с надписью: «Папа готовит, мама смотрит».

Мальоре положил раскладушку на стол, сгреб в кучу кредитныекарточки и передал их Мэнси.

– Сними с них фотокопии, – сказал он. – И возьми одну изквитанций по вкладу. Его женушка держит чековую книжку под замком, а ключ – подподушкой, совсем как моя. – Мальоре засмеялся.

Мэнси скептически посмотрел на него.

– Ты что, собираешься иметь дело с этой говняной подсаднойуткой?

– Не называй его говняной подсадной уткой, и тогда, можетбыть, он не станет называть меня моржовым хреном. – Он разразился хриплымхохотом, прервавшимся с пугающей внезапностью. – Занимайся своим делом, Пити. Ипредоставь мне заниматься моим.

Мэнси попытался было засмеяться, но перешел на вежливыйкашель и вышел за дверь.

Когда дверь за Мэнси закрылась, Мальоре внимательнопосмотрел на него. Потом он хихикнул. Потом покачал головой.

– Моржовый хрен, – сказал он. – Господи, а я-то думал, чтоменя называли всеми возможными способами.

– Зачем Мэнси пошел делать фотокопии моих кредитныхкарточек?

– Нам принадлежит часть компьютера. Никто не является егополным владельцем, но все имеют в нем свою долю и пользуются по очереди. Есличеловек знает нужные коды, то он сможет проникнуть в банки данных свышепятидесяти корпораций, которые занимаются бизнесом в нашем городе. Вот я исобираюсь тебя проверить. Если ты легавый, мы это выясним. Если твои кредитныекарточки фальшивые, мы это установим в один момент. Если карточки настоящие, нопринадлежат не тебе, то мы и это установим. Но ты меня убедил. Я думаю, что тычестен. Моржовый хрен. – Он покачал головой и засмеялся. – Что у нас вчерабыло, понедельник? Мистер, тебе крупно повезло, что ты не назвал меня моржовымхреном в понедельник. Тебе бы это могло дорого обойтись.

– Могу я теперь сказать вам, что я хочу купить? – спросилон.

– Можешь, конечно, но даже если бы ты оказался полицейским сшестью магнитофонами в заднице, ты все равно и пальцем бы меня не посмелтронуть. Потому что это называется провокация, и с такими уликами ни один судменя не засудит. Но, так или иначе, я не хочу слушать тебя сейчас. Возвращайсязавтра, в то же время, на то же место, и я скажу тебе, хочу ли я тебявыслушать. Но даже если ты не соврал, я могу не продать тебе то, что тыпросишь. И ты догадываешься, почему?

– Почему?

Мальоре засмеялся.

– Потому что ты странный тип. От таких всего можно ожидать.В тихом омуте черти водятся – знаешь поговорку?

– Почему вы так решили? Потому что я обозвал вас хреномморжовым?

– Нет, – ответил Мальоре. – Просто ты напомнил мне об одномслучае, который произошел со мной, когда мне было столько же лет, сколько моемусыну сейчас. Была одна собака по соседству с тем местом, где я вырос. Этотрайон Нью-Йорка называли Адской Кухней. Было это перед Первой Мировой войной, впериод Великой Депрессии. И у одного парня по фамилии Пьяцци была чернаясука-дворняжка по кличке Андреа, но все называли ее просто собака мистера Пьяцци.Он все время держал ее на цепи, но эта собака никогда не становилась злой –вплоть до одного жаркого денька в августе. Было это году в тридцать седьмом.Она бросилась на паренька, который подошел погладить ее, и отправила его вгоспиталь на месяц. Тридцать семь швов наложили ему на шею. Но я-то знал, чтоэто должно было произойти. Собака проводила весь день на улице на жаркомсолнце, каждый день, все лето напролет. В середине июня, когда дети подходилиее погладить, она перестала вилять хвостом. Потом она начала закатывать глаза.К концу июля, когда какой-нибудь мальчишка гладил ее, она стала тихонькорычать. Когда я заметил это, я перестал гладить собаку мистера Пьяцци. А дружкии говорят мне, что такое, Салли? Ты что обоссался, штаны намочил? И я говорю:нет, я не обоссался, но и дураком тоже быть не желаю. Эта собака накопила всебе злобу. А они все и говорят: выше задницу, собака мистера Пьяцци некусается, она ни разу в жизни никого не укусила, она не укусит даже младенца,который сунет свою глупую башку ей в пасть. А я и говорю им: вот вы и идите,отправляйтесь и погладьте ее, нет, говорю, такого закона, чтобы запрещалось вамгладить собак, а я не пойду. Ну, они все столпились вокруг меня и говорят:Салли обоссался, Салли трус, Салли девчонка, Салли держится за мамочкину юбку,когда проходит мимо собаки мистера Пьяцци. Ну, ты знаешь, как дети умеютдразниться.

– Я знаю, – ответил он. Мэнси вернулся с кредитнымикарточками и слушал, стоя у дверей.