— Их и сажают, я имею в виду розочки. Знаешь что,дорогой друг, — обняла я его за плечи, — подарок твоей благоверной ясама куплю, а то тебя из дома погонят, так и не дождавшись очередного звания.Жить тебе негде, выходит, придется тебя усыновлять. А на фига мне это счастье?Так что поехали.

— Поехали, — вздохнул Артем. — Совсем забыл.Звонила подруга Луганской, зовут Лика, фамилия Колчина, интересоваласьобстоятельствами смерти Луганской и очень хотела поговорить с тобой. Номертелефона оставила.

— А ты с ней говорил?

— А как же. Но дама была уклончива до невозможности.Хотя тебе, судя по всему, душу откроет. Ты у нас прирожденный мастерразвязывать языки.

— Тебя послушать, так я подвизалась пытарем в гестапо.

— Ну, пытарем или нет… — Артем засмеялся, но тут жезаговорил серьезно:

— Может, девица что-то знает, а может, интересничает. Влюбом случае поговорить с ней стоит. А у тебя как дела?

— Как сажа бела, — осчастливила его я. —Похоже, Никитин выбалтывал подружке величайшие секреты, и ее вполне могли заэто убрать.

— А нельзя было с такими новостями до завтраподождать? — возмутился Вешняков. — Что ты за человек, никакого понятия.У меня же година… тьфу ты, праздник у меня.

— Хорошо, подробности завтра.

— Завтра тоже не надо, завтра у меня будет головаболеть. Слушай, а хороших новостей у тебя нет? — с надеждой спросил он.

— Хороших не держим, — отчаянно замотала яголовой.

Я свернула на стоянку универмага. Артем, продолжая болтать,побрел вслед за мной к центральному входу. Через десять минут стало ясно, что яего сюда привезла зря.

— Это что такое? — потосковав возле прилавка,спросил он.

— На ценники не смотри, — посоветовала я. — Снепривычки крыша едет.

— Скажи, что бы я мог здесь купить на свою зарплату?

— Вот эту коробочку, — ткнула я пальцем в витрину.

— А это что? — заинтересовался Вешняков.

— Просто коробочка. В нее можно что-то положить,например, колечко с бриллиантом, но это за отдельную плату. Туда не смотри, таму парней покрепче тебя возникает чувство неполноценности со стойкой тягой кдепрессии.

— Идем отсюда, — заторопился Вешняков.

— Я хочу купить твоей жене духи, не мешай выбирать.

— Не надо ей здесь ничего покупать, — не на шуткуразволновался он. — Представь, что ее сюда занесет нелегкая, она ж, каквсе бабы, любопытна, точно обезьяна. И что она обо мне подумает? Муж взяткиберет.

— Точно. А деньги жмет. Втихаря пропивает или вторуюсемью завел, — подсказала я. От такой перспективы Вешняков позеленел.

— Идем отсюда! — возопил он так, что на нас сталиобращать внимание.

Я схватила его за руку, припала к плечу и загнусила:

— Дорогой, можно я куплю себе эти духи, мне такхочется, милый, для тебя ведь это сущая ерунда.

— Купи, дорогая, — оскалился Вешняков. По его лицубыло видно: не будь я бабой, дал бы в зубы.

Я бросилась к кассе, то и дело поглядывая на него стомлением, заплатила за духи и вернулась к нему.

— Я так счастлива, — сообщила я застенчиво.

— А я-то как счастлив, — заныл он. — Ладно,пошли за цветами.

Мы направились в цветочный отдел и едва не столкнулись сТагаевым. На нем висела грудастая блондинка неопределенного возраста, под слоемштукатурки черты не угадывались, поди разберись, что она скрывает: морщины илиюный возраст.

— Привет, — сказал Тагаев и первым деломзапечатлел поцелуй на моей щеке, потом пожал руку Вешнякову. Они частовстречались на моей кухне и могли бы считаться приятелями. Такие отношенияпротивоборствующих сторон меня забавляли. Впрочем, с точки зрения закона,Тагаев был чист, а остальное не в счет, как известно, не все то правда, чтобабы врут. — Здесь что, кого-нибудь пришили? — пошутил Тагаев. Шуткатак себе, но что поделаешь, сами напросились. Похоже, мы с Артемом ни о чем, кромеубийств, говорить не можем, и люди к этому привыкли.

— Пока нет, — ответила я, — но мыприглядываемся. На самом деле у Вешнякова сегодня большой праздник.

— Ага. Годины, то есть юбилей.

— Годовщина свадьбы, — подсказала я.

— Точно, — вздохнул он с облегчением. — Идемпокупать жене цветы.

— Берегите себя, старайтесь пить умеренно, —хохотнул Тагаев. Сказать ему особо было нечего, но уходить он, почему-то неспешил. — Между прочим, вы смотритесь молодоженами, — заметил он.Голос его звучал странно, то ли с насмешкой, то ли с обидой.

— Вешняков не смотрится, — принялась трещатья, — у него же година.

— Юбилей. И ты уже выступила с сольным номером, люди досих пор на нас таращатся.

— Это она может, — кивнул Тагаев.

Его девушка уже некоторое время явно томилась, но голосподать не рискнула и даже робким покашливанием не торопила возлюбленного. Знатьбы, с какой стати он прирос к полу, таращится на меня и с места не двигается.Надо брать инициативу в свои руки.

— Ладно, мы пошли. Нас дома ждет жена и салат оливье.

— Селедка под шубой, — поправил Артем.

— Тоже хорошо, — кивнула я. Мы простились ипоспешили за цветами.

К выбору букета Артем отнесся без всякого интереса,поразмышлял о чем-то, сдвинув брови, и спросил не к месту:

— Вы что, поссорились?

— С кем? удивилась я.

— С Тимуром, естественно.

— Нет. С какой стати?

— А чего у него вид такой, точно ему одно место дверьюприщемили?

— Может, и прищемили, почем я знаю?

— И у тебя я его давненько не видел.

— А ты сам-то часто ко мне заглядываешь?

— Шла бы ты замуж, честное слово, — вздохнул он.

— Держи букет и иди с ним и с советами вон в томнаправлении.

— Между прочим, я спросил не просто так, — бубнилВешняков по дороге к машине. — У Тимура отношение к тебе серьезное, ужя-то в таких вещах понимаю.