— Нина Васильевна! Это несправедливо! — вступилсяза меня Вадик Балабушка. — Вы собираетесь уделять Монаховой слишком многовнимания!

— Хорошо, Балабушка, в таком случае я и тебя буду накаждом уроке спрашивать, чтобы ты не чувствовал себя обделенным. Тебя этоустроит?

— Меня-то устроит, но как же другие?

— Не волнуйся, Балабушка, я всех успею спросить, а еслиуж ты такой борец за справедливость, то уж ладно, буду спрашивать тебя послеуроков, тем более что ты отнимаешь у меня слишком много времени своимиразговорами. Так, после Монаховой я должна отвести душу. Воротынцева, к доске!Порадуй меня своими знаниями.

Ну, кажется, меня оставили в покое. К счастью, химия у настолько два раза в неделю!

— Поздравляю, отмучилась! — шепнула Мотька. —Дежурить пойдешь?

— А как же! Надо не забыть уоки-токи!

— И еще надо одеться потеплее, а то на холоде торчатьудовольствие ниже среднего! У тебя валенки есть?

— Валенки? Моть, ты спятила, что ли? Хорошая картинка —в валенках и с уоки-токи!

Мотька прыснула, недостатком воображения она не страдает. Ая со смеху чуть со стула не свалилась.

— Что там за веселье? — вскинулась химичка. —Монахова, ты так рада тройке с минусом? А ты, Матильда, вероятно, радуешься,что тебе сейчас предстоит отвечать? Ступай живо к доске!

Но Мотьку она врасплох не застала. Та все ответила иполучила пятерку. Можно сказать, играючи. Просто завидки берут!

В начале пятого Матильда зашла за мной.

— Ну, ты и упаковалась! — воскликнула я. На Мотькебыла старая шуба ее мамы и теплый пуховый платок.

— Советую и тебе одеться потеплее, там холодина, а намдва часа на улице торчать. Носки шерстяные надень! — посоветовала она.

Я послушно надела носки.

— И рейтузы! — потребовала Мотька.

— Еще и рейтузы?

— Да ведь под брюками их не видно, зато будет тепло!

Пришлось натянуть и рейтузы, хотя я почти никогда их неношу.

— Не беда, пар костей не ломит! — уговаривала меняМатильда.

— Да, Мотька, ты и вправду артистическая натура —напялила теплый платок и говоришь уже как деревенская старушка. Вжилась в роль!

Матильда усмехнулась.

— Давай, надевай теперь дубленку!

— Еще чего, я из нее уже выросла!

— Не беда, подумаешь, рукава немножко коротки! Зато онатеплая и все подлиннее твоей куртки!

— Мотька, перестань разыгрывать из себя заботливуюбабушку! — возмутилась я, но все-таки достала из шкафа дубленку.

— Ну и видок у нас!

— Зато не замерзнем и уж точно, что в глаза бросатьсяне будем!

— Ася! — воскликнула вышедшая в переднюю тетяЛипа. — Что за вид у вас? Куда это вы так укутались?

— Гулять! — ответила я.

— Ася! Не ври! Ты даже с Лордом не ходишь уже в этой дубленке!

— Тетя Липа, мы правда гулять идем, — глядя на неечестными синими глазами, заверещала Мотька, — понимаете, тут у однойзнакомой девчонки во дворе горку сделали, вот мы и хотим покататься.

— На заднице, что ли? — со знанием дела спросилатетя Липа.

— Ну, конечно, а в новом жалко ведь, правда?

— Это правильно, молодец, Мотя, соображаешь, что кчему! Ладно уж, идите, а то запаритесь!

— Ну, Матильда, и здорова же ты врать! —восхитилась я, когда мы вышли.

— Ты же знаешь, какая у меня мама строгая инесовременная, разве без вранья проживешь?!

Когда мы добрались до Четвертого Самотечного, Костя там ужесовершенно закоченел.

— Ну наконец-то! Я чуть дуба не дал!

— Что-нибудь видел?

— Ни фига!

— Вот, возьми! — Я протянула ему трубкууоки-токи. — Какие планы на завтра?

— Завтра я смоюсь с двух последних уроков, а Митяй менясменит. Идет?

— Идет!

— Ладно, я побежал, а то сил уж больше нет, холодно!Пока!

— Пока!

Костя со всех ног понесся к трамваю.

— Ну и что мы будем делать? Стоять на месте или жеходить?

— Конечно, ходить, стоять и холодно, и скучно!

И мы принялись не спеша прогуливаться вокруг Гришиного дома.Мы сделали уже три или четыре круга, как вдруг Мотька зашептала:

— Смотри, это Гришина мать, вон там, с котом наповодке!

И действительно, пожилая женщина выгуливала на поводкепотрясающего рыжего кота.

— Моть, подойдем поближе, хочется кота разглядеть!

— Не вздумай!

— Почему?

— Потому! Если ты с этой мамашей разговоришься, а тутвдруг появится Узкоплечий, что ты будешь делать?

— Ну Мотька, ну голова!

Мы продолжали свой путь. Примерно через полчаса во дворвъехала Гришина машина. Мы замерли в отдалении. Из машины вышел Гриша икакая-то длинноногая девица в меховом жакете. Гриша запер машину, взял девицупод ручку, и они вошли в подъезд.

— Так, интересно! — сказала Мотька. — Вот быНенорма поглядела!

— А может, это его сестра? — предположила я.

— Ага, сестра! Будет он так нежно брать сестру подручку, чтобы пройти два шага до подъезда, как же!

— Ну, мало ли кто это… Слушай, он же художник, может,это его натурщица?

— Она вряд ли, разве что ее жакетка. Он ведь анималист!

И мы покатились со смеху.

Примерно через час раздался сигнал уоки-токи. Мы страшноудивились. Нас вызывал Костя.

— Ну, как дела?

Мы сообщили ему про Гришу с девицей.

— А что я говорил! Он преступник, этот Мусьяк. Он же свашей Ненормой крутил только, чтобы ключи получить, ясно как Божий день! Ладно,девчонки, хватит, идите домой! До завтра!

Мы с удовольствием покинули опостылевший двор и побрели ктрамвайной остановке.

— Ась, как ты думаешь, есть в этих дежурствах какой-тосмысл?

— Не знаю, наверное, есть. Все-таки мы Узкоплечего тутвидели, а он-то уж точно имеет отношение к ограблению.

— А если нет, а если это случайное совпадение?

— Вряд ли. Но выяснить это только милиция в состоянии.

— А мы?

— А что мы можем? Только выследить его. Конечно, еслиочень повезет, то мы его накроем с награбленным добром, тогда…