А после обе улизнули, не рискнув остаться в комнате при трактире. Можно поискать удачи в селе. Крестьяне пустят двух женщин-путниц переночевать за плату. Но у Сцинки есть идея получше. Она привела Лавинию к Густаву.

Фермер удивился, когда две женщины постучали в его ворота ночью. Узнав Сцинку, впустил спутниц. Алиша коротко поблагодарила, Густав ничего не ответил, пока не оказались в доме.

— В самом деле, Сцинка, за что благодаришь?

— Ты один, Густав?

— Кто же у меня здесь будет? — фермер развёл руками.

— Родственник, может, какой гостит, или ты женщиной обзавёлся.

— Не обзавёлся, Сцинка. Нет никого. Это ты мне, что же, женщину привела? — он взглянул на Лавинью. Мадам Делавинь подбоченилась, снимая платок.

— Нравится? — спросила Сцинка.

— Хорошая, — рассмеялся фермер. Лавиния смех поддержала, кидая лукавые взгляды.

— Водички бы нам с дороги. А если корочка хлеба найдётся…

— Какая ещё корочка! Всё есть. Всё своё. Правда, ночь на дворе, — фермер нахмурился, — если только сама похозяйничаешь?

— И похозяйничаю! — Лавинья собрала растрёпанные волосы, отряхнула руки. — Показывай, хозяин, где кухня!

Пока Лавинья собирала на стол, Сцинка с Густавом вышли за дровами. Начинать разговор на улице Алиша опасалась. Тишина уже её подводила. Неизвестно, есть ли у неё нынче уши? А дело серьёзное. Решилась Сцинка, когда вернулись в дом.

— Прячемся мы, Густав. Никому про нас говорить нельзя.

— И раньше так было, разве нет? — фермер развёл огонь. Сцинка смотрела на язычки пламени, с треском расползающиеся по полешкам. Протянула к огню свои руки.

— Я предупреждала тебя, да не знала, что приду так скоро. А задуманное ещё и не начала.

— Я про твою работу никогда не спрашиваю, и сейчас не стану.

— И на том спасибо. Но просьба у меня к тебе будет, — Сцинка взглянула на вошедшую с горшками Лавинью. — Потом поговорим, как товарка моя спать уйдёт.

Густав пожал плечами.

Отужинали весело. Лавинья разрумянилась, отпускала неприличные для женщины шуточки, но всё же старалась свою натуру и профессию сразу не выдавать — держала себя в руках. Сцинка, помня, какую злую шутку сыграл с ней алкоголь, пить не стала. Да и ела без аппетита. Лицо болело, челюстями шевелить было неприятно — любое движение отдавалось острой болью. Густав Сцинку ругал, поглядывал на её разукрашенную рожу недовольно.

Лавиния, наконец, пошла спать, томно шепнув, что надо согреть постель. Алиша оскалилась, но незлобно, Густав довольно крякнул. Как только они остались вдвоём, Сцинка поднялась из-за стола, подкинуть дров в печку.

— Неужели мёрзнешь? Разве не тепло?

— Да как-то зябко, — пожаловалась Алиша. — Дрова не экономишь?

Дрова у них, вообще-то, редкость. Никакого леса в округе нет. Приходится задорого покупать или ездить заготавливать куда севернее.

— Грейся, не жалко, — Густав сам подкинул в огонь полено.

— Стену видел? — поинтересовалась Сцинка.

— Нет, не был ещё. Но слышал.

— Что думаешь?

— А что мне думать? — Густав поскрёб голову. — Отсюда я никуда не уйду. Пока Крансвен не разорился и торговля есть, посмотрим…

— Так и знала, — Сцинка вздохнула, — народ вот бежит.

— Мне со всем моим хозяйством с места в один момент не сорваться. Распродавать всё придётся и дёшево. А жалко. Что с тобой, Сцинка?

— Ты про что?

— Про лицо твоё. Неужели кто побил?

— Да не бери в голову.

— Выдернуть бы тому человеку ноги.

— Так он уже в канаве с перерезанной глоткой лежит, — Сцинка опять протянула к огню свои руки. Она бы и ноги вытянула, да не хотела пугать Густава своими чёрными пальцами и ступнями. Фермер нахмурился.

— Всё равно нехорошо, надо бы лицо обработать.

— Ничего не надо, само пройдёт. Густав, я с тобой о важном поговорить хочу. Промысел мой знаешь, за всё время у меня денег много накопилось, да тратить особо не на что…

— Это ты к чему, Сцинка, разговор завела?

— Не перебивай. Деньги, если я умру, в пустыне сгинут, не найдёт никто. А родни у меня никакой нет. Так вот: тебе я доверяю, нарисую, где у меня какой тайник. А лучше на карте отмечу. Ты по координатам умеешь ориентироваться? Я и приметы расскажу, и как дойти. Один тайник совсем недалеко от тебя, считай, под боком.

— Мне твоих денег не надо.

— Не о тебе речь. Не только о тебе. Женщина, которую я привела, подруга моя, Лавинья — дети у неё есть. Целый выводок. Тоже недалеко здесь все, по селениям рассованы. Да и сама она не самая путевая. Может оказаться, что деньги и имущество своё она скоро потеряет. Время такое. Лавиния — женщина хорошая, но тебе её не сватаю. Убежит с каким нибудь ловеласом, — Сцинка взглянула на Густава. — Впрочем, в этих делах я не советчик. Сам решай. А дети её — все крестники мои. Первенец Лавиньи — Марк. Как второго же звать… Перепишу всех: по именам, где и у кого живут. Может так статься, что и Лавиния к ним не вернётся. Хотя тут уж постараюсь, чтоб вернулась. Но ты проследи.

— Так ты хочешь детям деньги оставить? Другое дело.

— Карта есть у тебя? Давай лучше сразу на карте всё отмечу. С оружием поступай как знаешь. У меня целый оружейный склад. Мужчины с оружием умеют обращаться, если война начнётся — тебе пригодится. Ножи, может, не так интересны, хоть у меня их целая коллекция. Винтовки есть знатные. Очень дорогие, из Столицы привезла.

— Мне твоего не нужно, Сцинка.

— Так ежели я сама хочу всё тебе оставить? Ну как война? Деньги понадобятся, да и оружие будет в цене.

— А всё-таки надо тебе что-то холодное приложить. Смотреть и то больно, — Густав поднял руку, повернул лицо Сцинки к огню. — Выглядит плохо.

Алиша прижала к своей щеке мужскую руку, мышцы под саднящей кожей отозвались болью, она стерпела. А потом спросила:

— Что же ты всё открещиваешься от меня, Густав? Неужели я тебе чужая?

— Дурная ты баба, Сцинка. Сколько раз говорил тебе оставаться, а ты что?

На том свете заждались уже, торопят. Кто-то же должен за грехи расплачиваться, как тут останешься? Густав попробовал отнять свою руку, Сцинка не позволила.

— А если буду не чужая, а твоя, по другому к моему имуществу и деньгам отнесёшься? Примешь как своё и распорядишься с умом?

— Как хитро заговорила! Крестников твоих я не брошу, только что раньше времени себя хоронишь? Надо твои винтовки откопать? Давай выкопаем, спокойнее будет тебе? Может, в пустыне им и место?