В трактире Лавиния узнала, нет ли вестей от её портнихи? Вести были, но за одни сутки платья для Лавинии не нашлось. Придётся подождать, швея переделает под Мадам уже готовые наряды.

Хозяин заведения посматривал с любопытством: всё выспрашивал, где путницы остановились? Запомнил ведь, старый чёрт. Да и Сцинка в этих местах примелькалась. Нельзя больше показываться, зачем Густаву проблемы создавать? Мадам Делавинь хоть и не узнали, но присматривались хитро — профессия её в ней угадывалась. Скучая, Лавиния уже свела знакомство с местным людом, Сцинка краем уха подслушивала, чтоб подруга не выболтала чего лишнего.

Взяли на этот раз верхнюю комнату у трактирщика. Расплачиваясь, Алиша про себя решила, что ночью они тихонько улизнут, лучше в пустыне заночуют или постучатся в какую избу в селенье. Беспокоило её сильно, что сам Заир для её, Сцинки, убийства, Адениум нанял. Да если вспомнить, когда Дарк пришёл по её душу — было это ещё до того, как Алиша заказ получила, так выходит, там, сверху, всем всё известно заранее. Что поступит Сцинке заказ на Саму, и что женщина эта поедет на Юг. Заир, если препятствует, стало быть, в защитниках. Гильдия, значит, за неё, за Императрицу, а Сцинка пошла против? Рон пошёл против, но ведь не он же начал? Выгода от смерти такой женщины может быть только одному в государстве лицу…

Сцинка выслушала весть о судьбе Лавиньиных нарядов и предложение черкануть в ответном письмеце, чтоб и для подруги, для неё, то есть, что-нибудь подобрали. Алиша вещи себе уже подготовила, хотя Лавинии они не понравились.

— Не понять, кто ты в этом, Сцинка? Не то крестьянка, не то горожанка.

— И на кого же похожа я?

— На черта, пожалуй!

— Это в женском-то платье? — Сцинка удивилась.

— Что удивительного? — Лавиния посмеялась. — В твоей мешковатой мужской одежде всё ж таки видно, что ты женщина. А в этом балахоне и не разберёшь — человек там или загробный дух!

— Что ж ты болтаешь такое?

— Кто тебя в этом увидит — живо на тот свет отправится! Страшно — смотреть мочи нет!

— Может, на то и расчёт?

— Так ты говорила, нам сперва добраться до какой-то важной персоны надо! Я так поняла, шишка эта будет в свите Императрицы. А кто тебя в таком виде к ней пустит?

— Платок, может, поярче? — Сцинка покрутила в руках названный головной убор.

— Куда ярче? Лучше всего нам с тобой вдов изображать, которые пришли просить за своих детей.

— А что просить? — Сцинка особо не слушала, Лавиния же начала развивать свои фантазии.

— Чтобы деток наших в регулярные войска не забрали, или в городскую стражу, или в…

— Так стража нынче в почёте. И будет ещё в большем, если народ продолжит волноваться.

— Не перебивай! Тогда… — Лавиния устроила руки на своих похудевших боках, так ей, видимо, лучше думалось. — Чтоб на каменоломни не угнали за долги! Мы — бедные вдовы, кормить нас некому!

— Так и что нам мешает, свободным и овдовевшим, идти на фабрику работать? Взрослые дети, которые не хотят на каменоломни?

— А если у нас на руках дети малые и больные? Еды нет, денег нет, крыши над головой — нет!

— А с кем мы их оставили, пока пошли за милостью?

— С кем-нибудь да оставили! — Лавиния фыркнула. — Мир не без добрых душ! Что ты всё перебиваешь, а сама не предлагаешь ничего?

— Не знаю даже, что можно попросить? Никогда никого ни о чём не просила.

— Да и я тоже, — Лавиния присела на табурет. — То есть просила, конечно, о многом. Но всё конкретных людей, что вот так передо мною, как ты сейчас! — она показала на Сцинку. — А так я и не понимаю, к кому хоть идём и зачем? Алиша, кого тебе нужно убить?

Сцинка подошла поближе, присела у ног Лавинии, приблизила к ней своё лицо. Они сидели в комнатушке над трактиром, нельзя быть полностью уверенными, что никто не слышит. А если услышат, поверят? Сцинка взглянула в окно, на простирающееся чуть поодаль селение. Здесь на ночь они не останутся, точно теперь уйдут в другое. Лавиния попросилась проведать деточек, Алиша отказала. Где Лавиньины отпрыски, кому-нибудь может быть известно. А ежели опять засада? Но подруга так просила… Сцинка пообещала на обратном пути. Узнать бы, что живы все — спокойнее будет на сердце.

— Так кого убить-то надо тебе, Сцинка? — Лавиния нетерпеливо ерзала, не могла спокойно усидеть на месте.

— Не знаю, поверишь или нет? Наклонись ближе!

— Куда уже ближе? Алиша, говори!

И Сцинка выдохнула подруге в самое лицо:

— Убить надо Императрицу-мать!

Шли долго. Одежду, заказанную у портнихи, получили уже в другом селении — много южнее фермы Густава, ближе к дороге на Юг, к каменоломням и почти достроенному замку. Одно крыло было готово, в нём можно было жить. Так, по крайней мере, рассудили те, кто выслал на Юг Императрицу.

Сцинка размышляла о стене. Будет ли война? И за какие ресурсы? Северяне от Южан отгораживаются, хотя пока и пускают тех, кто может пригодиться. Неужели из-за того, что по Югу гуляет Пустынная хворь? Так ведь расползаться она стала как раз после того, как объявили строительство замка и расшевелили старые каменоломни.

Что-то пагубное есть в их земле. До поры до времени скрытое камнем и песком. Стройка же Южного замка северянам на руку. Сгоняют рабов, покупают за большие деньги. А так как платят много, так и вольных людей всё чаще хватают и продают на стройку. Здоровых и молодых мужчин, готовых взяться за оружие и пойти на стену штурмом, почти не осталось. Юг вымирает. Всё, что Сцинке дорого, связано с Югом. Всё с этой стороны стены.

— Долго до замка, Алиша?

— Устала?

— Разве тут не устанешь? Сил никаких нет, сколько уже идём!

Лавиния ныла, Алиша терпела. Всё потому, что…

— Это ещё не самое сложное.

Сложнее будет примкнуть к паломникам, направляющимся к Южному замку, чтобы просить милости у Императрицы. Чем же эта женщина не угодила Новому императору? Почему бы не убить её при дворе? Да и не поднимет она за собой Юг. Кто же здесь будет бунтовать, когда грозит голод и смерть. Если Север прекратит торговлю с Югом, на что же здесь им жить?

— Ты только помни, Сцинка, что мы — две смиренные вдовы, ищущие у Матери-Императрицы прощения за грехи свои!

— Какие у смиренных вдов могут быть грехи? Я нескольких таких вдов знаю, которые у меня своих мужей заказывали. Да только смиренными их не назовёшь — живут себе в своё удовольствие.

— Опять ты начинаешь, Сцинка!

За всё время ничего толкового они так и не придумали. Алиша предложила больше молчать и каяться. А то и сказать правду — что обе они грешницы, а о грехах их пусть праведные люди сами догадаются.