Стрельников Владимир Алексеевич. На вечер, когда былосовершено убийство Широковой, имеет алиби, но дохленькое. Коротков сейчас занятпроверкой этого алиби, но попутно нужно ведь еще и мотив доказать. Мотив уСтрельникова мог быть только один – безудержная и неразборчивая сексуальностьЛюдмилы. Но знал ли он о ней? Этим должна заняться Татьяна.

Любовь Сергиенко. Мотив налицо. Алиби нет. За ней постояннонаблюдают, и результаты этого наблюдения говорят о том, что ведет она себя нетак, как ведет себя человек пусть и обиженный, обманутый, но с чистой совестью.У нее налицо тяжелейшая депрессия, причем поведение резко изменилось с моментагибели Широковой. Сергиенко, конечно же, кандидат номер один. Настя припомнилапротокол ее допроса, который она прочитала у следователя Ольшанского:

«ВОПРОС: С какого момента ваши отношения с Широковой сталинеприязненными?

ОТВЕТ: Они только могли бы стать неприязненными. Я всегдапрекрасно относилась к Миле, мне не в чем было ее упрекнуть. Вернувшись изТурции, я узнала, что она вступила в близкие отношения с ВладимиромСтрельниковым, но восприняла это без истерики. После возвращения из-за границыя с Милой ни разу не виделась.

ВОПРОС: И по телефону не разговаривали?

ОТВЕТ: Нет.

ВОПРОС: Вас не удивила и не оскорбила ситуация, когда двоеблизких вам людей фактически обманули вас, предали?

ОТВЕТ: Я была к этому готова. Миле давно нравилсяСтрельников, она даже не скрывала этого от меня. А мои отношения с ВладимиромАлексеевичем в последнее время стали охладевать, я поняла, что перспективы унас нет, иначе он давно уже оформил бы развод. Собственно, именно это иподтолкнуло меня к тому, чтобы уехать на несколько месяцев за границупоработать. Я хотела привести свои чувства в порядок и дать Стрельниковувозможность сделать то же самое. Так сказать, бархатный разрыв. Я ни минуты несомневалась, что после возвращения из Турции вернусь к себе домой, а не к нему.Так было бы проще и естественней. Мила перед возвращением в Россию навестиламеня, это было в июне, и я сказала ей, что все поняла про себя и Стрельникова иприняла решение больше с ним не жить. Она в шутку спросила, можно ли считатьего свободным? Я ответила, что, пожалуйста, он в полном ее распоряжении. Мне онбольше не интересен.

ВОПРОС: Но если все было так, как вы рассказываете, топочему вы не общались с Широковой после возвращения? Ведь она ваша подруга, авы, если верить вашим же словам, вовсе не были на нее в обиде.

ОТВЕТ: Это не совсем так. То, что случилось, нельзя считатьизменой со стороны Стрельникова и предательством со стороны близкой подруги. Ноэто меня, конечно, задело. Знаете, когда расстаешься с человеком, потому что неможешь больше быть с ним вместе, – это одно, а когда узнаешь, что онбыстро утешился и нашел себе другую, – это совсем, совсем иное, поверьтемне. Разумеется, никакой трагедии, но задевает, обижает. Правда, это быстропроходит, буквально месяц-другой – и все. По опыту знаю.

ВОПРОС: Почему вы не поехали домой, прибыв из Турции, а жилиу Томчаков?

ОТВЕТ: Ну я же вам объяснила: меня все это задело. Я нехотела показываться на глаза родителям расстроенная. И потом, я была… Не совсемздорова. А мои родители такие, что если бы я вернулась из-за границы больная,разговоров было бы на целый год. Мне проще было отлежаться у Ларисы Томчак,зализать раны и явиться домой бодрой и веселой, чтобы не нервировать мать сотцом. Они и без того были изначально настроены против моей поездки.

ВОПРОС: Чем вы были больны?

ОТВЕТ: Я не готова это обсуждать.

ВОПРОС: Что вы делали в понедельник, 28 октября?

ОТВЕТ: Сидела дома. Дважды выходила погулять.

ВОПРОС: В котором часу?

ОТВЕТ: Днем, часов в двенадцать и примерно до двух, ивечером, с восьми до полуночи.

ВОПРОС: И где вы гуляли с восьми вечера до полуночи?

ОТВЕТ: По улицам. Дошла пешком до Загородного шоссе, междуЗагородным шоссе и Серпуховским валом есть зеленый массив, там походила. Потомпо Серпуховскому валу и улице Орджоникидзе дошла до Ленинского проспекта и вернуласьк себе на улицу Шверника.

ВОПРОС: Вы гуляли одна?

ОТВЕТ: Да, одна.

ВОПРОС: Кто может подтвердить, что вы гуляли именно в этовремя и именно по этому маршруту?

ОТВЕТ: Никто. Только родители могут подтвердить, что я ушлаоколо восьми и вернулась около полуночи…»

Сергиенко жила на улице Шверника. Совсем недалеко от метро«Академическая». Уж не с Милой ли Широковой она гуляла по улицам и парку? Якобыгуляла. Потому что она могла встретиться с Милой и куда-то с ней уехать. Апосле убийства вернуться домой.

Но если девушки договорились о встрече, то когда? В течениепонедельника по телефону? Люба Сергиенко была дома, Мила Широкова – на работе.Неужели никто в гостинице «Русич» не слышал, как Широкова договаривается сЛюбой? Ну пусть не знали, что она разговаривает именно с Любой, пусть не весьразговор слышали, но хоть что-то… Хоть слово, хоть обрывок слова…

Этим пусть займется Миша Доценко, это его хлеб.

* * *

Настя уже собиралась уходить домой, когда позвонилследователь Ольшанский. Голос у него был недовольный и какой-то растерянный.

– Слушай, Каменская, дело Широковой перестает мненравиться. По-моему, мы залезли в банку с пауками. Или в клетку со змеями, кактебе больше нравится.

– Мне никак не нравится, ни с пауками, ни со змеями, яих всех боюсь. А что случилось, Константин Михайлович?

– Окружение Стрельникова начало менять показания. Напрошлой неделе говорили одно, а выходные прошли – и они городят уже совсемдругое. Ты еще на работе побудешь?

– Да я вообще-то домой собиралась, но если надо…

– Наоборот, не надо. Выходи и иди вниз по Петровке,встречаемся на углу, где раньше «Товары для женщин» были. Помнишь, где это?

– Помню.

– Вот и ладушки. Я тебя там подберу и довезу до«Семеновской», мне к теще надо заехать. По дороге поговорим.

В начале ноября в восемь вечера было уже совсем темно, иНастя двинулась по Петровке в сторону Кузнецкого моста, внутренне поеживаясь.Она была ужасной трусихой и темных улиц боялась панически, так как зналасовершенно точно, что ни убежать от злоумышленника, ни оказать емусопротивление не сможет. Тренировки нет, навыков нет, дыхалки хватит только натри метра. Правда, Петровка – это не окраина, а все-таки центр Москвы, но местовообще-то нехорошее. На параллельной улице, Большой Дмитровке, черт знает чтотворится по вечерам, несмотря на то, что там Генеральная прокуратура Россиирасположена. Кого нынче прокуратурой испугаешь, хоть и генеральной!

Она снова начала мерзнуть, потому что лето кончилось, итеперь ей не будет тепло до самого мая будущего года. Мимо Насти проезжаликрасивые иномарки с красивыми молодыми мужчинами за рулем и красивыми молодымиженщинами рядом с ними, и она, как всегда в таких случаях, внезапно испыталаострое чувство жалости к ним, молодым, красивым и, как правило, глупым. Впоследние два-три года ей не раз приходилось видеть такие вот красивыесверкающие автомобили, из которых извлекали тела расстрелянных в упор молодыхкрасивых водителей. Иногда в этой же машине оказывались и подруги водителей,которые тоже погибали, потому что либо попадали под шальную пулю, либо машина,оказавшаяся неуправляемой, разбивалась. И всякий раз Настя представляла себе,как все это было за десять, за пять, даже за одну минуту до трагедии. По улицеехала красивая блестящая иномарка, за рулем которой сидел молодой красивыймужчина, а рядом с ним – роскошная длинноногая девица. И за тридцать секунд доконца, и за десять, и даже ровно за одну секунду до первого выстрела всевыглядело именно так. И вызывало зависть и тупое дурное стремление непременнодобиться, чтобы вот так же… и на такой же блестящей иномарке… и чтобы такая жетелка рядом… Глупые. Им не завидовать, их жалеть надо. Потому что все этокуплено на «быстрые» деньги, а где «быстрые» деньги, там криминал. Если тыочень молод и очень богат, это значит, что ты крутил деньги слишком быстро, аколь так, то и разборок вокруг этих денег «наварилось» слишком много, чтобы тызадержался на этом свете. В наше время и в нашей стране быть очень молодым иочень богатым означает принадлежать к группе повышенного риска. Очень молодые иочень богатые в наше время и в нашей стране долго не живут.