– Много проиграла-то? – сочувственно спросилаНастя.

– Ага. Праздничный обед на десять человек.

– А если бы выиграла?

– То же самое. Только готовил бы Коротков. А так мнепридется.

– И кто входит в десятку счастливчиков?

– Ты с мужем, Коротков с Люсей, Селуянов с Валентиной,Миша Доценко и мы со Стасовым и Лилей.

– Ого! – Настя покачала головой и вытащила изпачки сигарету. – На такую ораву приготовить – не обрадуешься. И как же тыухитрилась продуться? На чем погорела-то?

– Да на тебе, – Татьяна весело махнуларукой. – Вчера Коля вместе с Юрой Коротковым к нам в гости заезжал, такчто я с ним еще вчера познакомилась. Зашел разговор о супружеских изменах, тода се, потом и до тебя дело дошло. Сцепились мы на вопросе о мужской и женскойсолидарности. Я утверждала, что если у тебя на глазах я начну флиртовать скем-то, то ты меня поймешь и даже поощришь, несмотря на то, что Стасова тызнаешь намного дольше и лучше, чем меня. Стасов – твой друг, а я – так, женадруга. Согласись, Настюша, мы с тобой хорошие приятельницы, но не близкиеподруги. Верно?

– А что утверждали твои оппоненты?

– Юра и Коля подняли меня на смех и сказали, чтопонятие женской солидарности тебе чуждо и что ты мне глаза выцарапаешь, если ятолько попытаюсь посмотреть в чью-то сторону. Правда, они не сошлись в вопросео форме выцарапывания глаз. Коля утверждал, что ты сразу все заметишь, нозатаишься и постараешься смоделировать ситуацию таким образом, чтобы яразочаровалась в поклоннике и у меня отшибло бы желание с ним флиртовать. А Юрасчитал, что это не в твоем стиле. Он сказал, что твое главное оружие – этоубойная прямота, против которой нет защиты. Как против лома. Коротковспрогнозировал, что ты скорее всего немедленно попытаешься объясниться со мнойи раскроешь перед моим изумленным взором всю глупость и неосмотрительностьмоего поведения. Так оно и вышло. Я с позором проиграла обед на десять персон.Но зато сделала для тебя полезное дело.

– Какое?

– Выяснила, кто из твоих друзей-коллег знает тебя лучшедругих. Настя…

– Да?

– Мне надо поговорить с тобой. Только я прошу тебя, ненадо меня стесняться. Если ты захочешь мне отказать, сделай это, не раздумывая.Я понимаю, моя просьба будет выглядеть по-дурацки, и твой отказ будет для менясовершенно естественным. Я к нему готова.

– Да в чем дело-то? К чему такие длинные подходы?

– Понимаешь, Стасов настаивает на том, чтобы япереехала в Москву. В общем, он меня почти уломал. Я готова уехать из Питера.Но я должна понимать, что мне делать, переводиться на ту же следственную работуили плюнуть на погоны и уволиться совсем.

– Совсем уволиться? – недоверчиво переспросилаНастя. – А не страшно? Ты же без пенсии…

– О том и речь. Стасов считает, что я должна сидетьдома и писать книги. Конечно, это было бы идеальным вариантом, но я все времябоюсь, что каждая законченная вещь – последняя, что у меня больше не будет нисил, ни вдохновения, ни таланта, и я больше ничего нового не смогу написать.Тогда на что я буду жить? Сидеть на шее у Стасова? Меня это категорически неустраивает. Я всю жизнь жила на собственные деньги, мне уже тридцать пять именять привычки поздновато. Стасов считает, что я могла бы работать вместе сним или в «Сириусе», в управлении безопасности, или взять лицензию и помогатьему выполнять частные заказы. Но мне хотелось бы проверить, в состоянии ли я вообщезаниматься такой работой.

– Таня, ты же следователь с огромным стажем, –удивилась Настя. – Какие еще доказательства тебе нужны? Ты такие делараскручивала!

– Это не совсем то. Быть следователем, процессуальнымлицом, официальным представителем системы правосудия, иметь право задаватьвопросы и требовать на них ответы – это далеко не то же самое, что бытьдетективом, сыщиком. Вы, оперативники, – существа бесправные. Прости,Настюша, если я говорю обидные для тебя вещи, но по сути я права, и ты этознаешь. Вы же ни на что права не имеете. Только просить да уговаривать. Все надоброй воле, по согласию, а если нет – то хитростью, обманом, уловками. Ну, акогда придется, то и силой. Потому вам преступники много такого рассказывают,чего потом перед следователем ни за что не повторят. Уж преступники-то лучшевсех знают, что сказать следователю «под протокол» означает дать показания,которые имеют силу, а честно признаться во всем оперу – ничего не означает.Признанием этим потом только подтереться можно. И опер будет до седых волосдоказывать, что этот преступник сказал то-то и то-то и признался в совершенииубийства, а преступник будет хихикать и говорить, что ничего этого не было, чтоопер все врет, а если и было, то он, преступник, просто пошутил. Это у негошутка юмора такая. Короче, я к тому веду, что психология деятельности уследователей и оперативников совершенно разная, и профессиональные требованиятоже разные. Может быть, я и неплохой следователь, но в качестве детективаникуда не гожусь. А может быть, и гожусь. Вот я и хочу это проверить.

– Ты хочешь поработать по убийству Широковой?

– Неофициально. Чтобы никому из вас не помешать и ничемне навредить. В идеале я бы хотела выполнять ваши поручения, а не действоватьсамостоятельно. Но я понимаю, что твой начальник этого не разрешит.

– А ты настаиваешь на том, чтобы я непременно поставилаего в известность?

– Это тебе решать. Но скрывать бессмысленно, все равноведь выплывет. Только лишние неприятности будут.

– Верно, – вздохнула Настя. – Думаю, что Гордеевзапретит. Хотя в этом же ничего плохого нет. Но можно давать тебе такиепоручения, чтобы твое участие никак не обозначилось. Например, под любымпредлогом разговориться с жильцами какого-нибудь дома, выяснить, кто из нихвидел или знает то, что нас интересует, а потом уже конкретно к этим людям идетКоля или Юра Коротков, или даже я. И если дело паче чаяния доходит до Гордеева,свидетель честно говорит, что беседовал именно с этими оперативниками. А протебя он и не вспомнит.

– Собираешься хитрить?

– Собираюсь. Гордеев – очень хороший начальник и оченьхороший человек, но использовать твою помощь он не разрешит. Он инструкциизнает и соблюдает их по мере возможности. Во всяком случае, он их без крайнейнужды старается не нарушать, а труп Широковой – это отнюдь не крайняя нужда.Вот если выяснится, что ее убили, потому что хотели оказать давление на самогоСтрельникова в связи с какими-то денежными делами, тогда другое дело. Это ужепопахивает организованной преступностью, злоупотреблениями, взятками и растратами,тогда убийство Широковой попадает на контроль к начальнику ГУВД, а то и не дайбог к министру, и в этом случае ценятся каждые лишние руки и каждый помощник.Тут Гордеев на все глаза закроет и все разрешит. А пока убийство Широковой – неболее чем труп красивой потаскухи на грязной помойке. Таня, ты считаешь себякрасивой женщиной?