— А этот?

— А этот как знал! Он за ними не побег, а прямо на асфальтвылез, а они и тут как тут!..

— На ловца и зверь бежит!..

Процессия приблизилась и остановилась.

— Возьмите вашу сумку, — приказал американец Надежде.

— А.., где она?

— Вот, тетенька, — заскулил один из двоих. — Вот же она уменя! Да возьмите вы ее, сдалась она мне, и вообще это не я, это он хватал!..

И швырнул сумку на гравий.

— Подними, — по-русски четко и тихо выговорил американец.Надежда чуть не упала в обморок. — Подними немедленно.

Пацаненок опасливо взглянул на него, нагнулся — второйпочему-то нагнулся вместе с ним — и нехотя поднял сумку.

И тут Надежда поняла, почему они шли, как к алтарю, и почемувместе нагибались. Они оказались прикованными друг к другу. Все как в боевике —одними наручниками.

— Это не я! Это все он!! Он мне сказал, что вон лохушкатолчется, и мы ща у нее сумку подрежем. Он ее еще рядом с собором приметил!Только он думал, лохушка иностранная, а не наша!

— Заткнись, падла!

— Сам падла! Это ты мне сказал про сумку! Отпустите,дяденька, отпустите, я ведь больной, психический, и мне четырнадцати нету, всеравно не посадят меня! А его заберите, он сумку резал!

— О чем они говорят? — осведомился Дэн Уолш у Надежды.

— Вы же понимаете по-русски!

— Не все.

Она вздохнула.

— Они говорят, что давно меня заметили и собирались отобратьсумку. Вот этот, — и она кивнула на правого, — говорит, что все придумал вонтот, — и она кивнула на левого.

— Да он че? Иностранец, что ли?! А лохушка? То есть вы,тетенька? Вы русская, да? Вы тута в скверике работаете, да?

— Она под Фазилем, что ль, ходит? — спросил приободрившийсявторой и сплюнул в гравий. — Тогда пусть ему звонит, он нас хорошо знает!.. И слышь,ты, скажи этому, чтобы нас того.., расцепил! Фазиль очень недоволен будет!..

— Не мучил бы детей, боров откормленный, — сказали из толпысочувственно. — Па-а-адумаешь, сумка!.. У ней таких сумок небось не считано! Наденьги, которые одним местом заработала!..

— Теперь они думают, что я проститутка, работающая в сквере,— деловито сообщила Надежда Уолшу, и тот вытаращил глаза. — Раз я гуляю синостранцем, значит, так оно и есть. Публика утверждает, что вы мучаете детей.Дальше переводить?..

Историю с Робин Гудом, спасшим прекрасную Джейн отразбойников, как будто перекосило в некую непонятную сторону.

Вроде Родин Губ — вот он. Вроде и Джейн имеется. И толпасочувствующих пейзан тоже присутствует. А красоты картины — никакой.

— Слышь, мочалка! А мочалка!..

Надежда не поняла, что обращаются к ней.

— Ты че, оглохла?

— А?!

— Ты скажи ему, чтобы нас.., того… А мы тебя другой раз нетронем. Тебя и хахаля твоего. И остальным.., того.., скажем. Ты ему передай,мочалка, а?

— Мочалка? — переспросил по-английски Дэн Уолш.

Надежда вдруг захохотала и сморщилась от боли в руке.

Ситуация зашла в тупик.

— Отпустите их, Дэн, — сказала она. — Все равно нам некудаих девать. Если им нет четырнадцати, мы ничего не сможем поделать. У нас такиезаконы, и судебная система работает еще недостаточно хорошо.

— Совсем отпустить? — осведомился Дэн Уолш.

— Совсем.

— О'кей. Как хотите.

Странным движением, вывернув кисть, он открыл наручники, ноубежать злоумышленникам не дал, хотя они было порскнули в разные стороны.

— Я приехал сюда надолго, — медленно и очень четко сказал онпо-русски. — Очень, очень надолго. Если я вас увижу, я утоплю вас обоих в реке.Мне нет дела до того, как работает ваша судебная система. Я офицер федеральнойслужбы безопасности Соединенных Штатов. Это понятно?

Злоумышленники смотрели на него, как обезьяны на удава,готовясь отправиться к нему прямо в пасть исключительно по собственной воле.Толпа тоже притихла.

— Это понятно?

Злоумышленники вразнобой покивали.

Американец разжал стопудовую длань, и их как ветром сдуло.

— Насилу выпустил, поганец, — сказали из толпы и послышалсяплевок. — Впору милицию вызывать! Такая образина детей обижает! А ещеиностранец!..

— Да чего ему, иностранцу, милиция-то сделает! У нас любойнемец важнее русского! Понаехало сволочей иностранных! Небось на органысобирался их сдать, мальчишек-то!

— Да они вон у той бабы сумку отобрали!

— И поделом ей! Нечего рот разевать! И чего, из-за поганойсумки живых людей на органы резать?

— Это когой-то тут зарезали?! Может, «Скорую» надо?

— Молодец мужик! Как он — раз, и готово! В первый раз вижу!

— Да он из английской морской пехоты, слыхал, сам жесказал!..

— Не из пехоты, а из спецназа!

— У вас юбка сзади порвана, — шепнул Дэн Уолш Надежде наухо. — Отступаем по плану. Вы впереди, а я сзади, но плотно.

Надежда ахнула и немедленно начала ощупывать себя сзади.

— Вы привлекаете внимание, — тем же шпионским шепотомпродолжал американец. — Вперед, я прикрою.

И они двинули — впереди Надежда с сумкой на ремне,деревянной походкой, за ней вплотную американец. За спиной у них обсуждалимеждународную политику и еще то, что в Голландии разрешена проституция.

— Мы так далеко не уйдем, — выговорила Надежда, скосив рот всторону.

— Далеко и не нужно. Вон моя машина.

— А там.., сильно порвано?

— От начала до конца, — доложил американец. — Это, наверное,значит сильно.

— Как.., как от начала до конца?! — в панике пробормоталаНадежда, схватила себя за попу и начала шарить.

К своему ужасу, она нащупала голое тело, трусы, а вовсеникакую не юбку, и в соответствии с самой женской из всех известных логик сталасудорожно вспоминать, какие именно трусы нацепила сегодня утром, и, вспомнив,пришла в совершенное отчаяние. Трусы никуда не годились, хлопчатобумажные,заслуженные, в ромашку. Ромашки раньше были веселенькие, но от многочисленныхстирок повыцвели и посерели.

Надежда полвечера ругалась с человеком, который ближайшиенесколько месяцев будет руководить жизнью отеля, где она работает. Еедальнейшая карьера в известной степени зависит от того, что именно этот человекнапишет в краткой характеристике, которую американская сторона даст каждомурусскому сотруднику. Потом у нее отобрали сумку, и этот человек гнался заворишками и настиг их, а потом вынужден был отпустить. Теперь он идет сзади илюбуется на ее целлюлитную попу в вытертых хлопчатобумажных ромашках.