— Мама, кто это? — испуганно прошептал Миша.

— Вы не предупредили, что явитесь с ребенком, — строгозаметила дама, — и почему я видела возле вас какого-то мужчину? Кто это?

— Никто. Посторонний человек, он подошел случайно, — виноватопробормотала Таня, — а сына я никак не могла оставить дома. Простите.

— Ну, ладно, не будем стоять на месте, мы привлекаемвнимание, идемте куда-нибудь.

Они двинулись вперед, к Арбату. Миша молчал, изумленно иобиженно. Дама ему не понравилась, к тому же шли опять слишком быстро. Онвырвал руку, забежал вперед, встал, вскинув голову, уперев кулачки в бока, игромко спросил:

— Мамочка, эта белая дама кто?

— По телефону я не рискнула представиться, — сказала дама,сдержанно улыбнувшись, — меня зовут Элизабет. Я работаю в Нансеновском фондепомощи голодающим. Честно говоря, я едва узнала вас, вы выглядите значительностарше, чем на фото, которое передал ваш муж.

— Вы видели моего мужа?

— Нет. Мой муж общался с вашим мужем в Галлиполи. Могу васпоздравить, месье Данилофф присвоено звание генерала. Он передал для васписьмо, однако мы с мужем решили, что это может быть опасно. Ваш отец служит уЛенина.

— Мой отец врач, он вовсе им не служит.

— Ну, не знаю, как это называется. Он часто бывает в Кремле.По нашим сведениям, туда пускают только проверенных людей, членовбольшевистской партии.

— Нет, он не состоит в партии, он просто консультирует,лечит их. Где же письмо?

У Тани сел голос, она могла говорить только шепотом.

— Я уже объяснила, письма у меня нет. Когда мы отправлялисьв эту страну, нас предупредили, что при всем кажущемся хаосе тайная полиция,ВЧК, здесь работает великолепно, особенно это касается Москвы и Петрограда. Я итак сильно рискую, встречаясь с вами. Но поскольку месье Данилофф ранен, я несочла возможным пренебречь обещанием, пусть даже данным не мной, а моим мужем.

— Ранен?

Таня остановилась, сильно сжала Мишину руку. Ей былоизвестно, что в ноябре двадцатого Павла, тяжело раненного, полумертвого вывезлииз Ялты, когда эвакуировалась армия Врангеля. Она знала, что он выжил, служит вштабе генерала Кутепова в Галлиполи.

— Не надо так пугаться, теперь опасность для жизни миновала,— смягчилась дама, заметив, как побледнела Таня.

— Это уже третье ранение.

— Третье? Да, неприятно. Что делать, он военный. — Элизабетграциозно повела плечами. — Ну, успокойтесь, уже все хорошо. Он поправляется.

— Благодарю вас, Элизабет. Скажите, как это могло произойти?Там ведь нет боевых действий.

— О, там есть нечто другое, едва ли не худшее.Разочарование. Деградация. Кое кто не выдерживает, сходит с ума. Одномумолодому капитану померещилось, будто генерал Данилофф — красный шпион, на томосновании, что его тесть в Москве лечит Ленина, ну и еще, при генерале живетеврейский юноша, Джозеф Кац. А для некоторых деятелей белого движения все евреикрасные.

— Джозеф Кац? Ося! Боже мой, о нем так давно не было вестей.Скажите, как он? Я не видела его сто лет.

— Джозеф — прелестный мальчик, талантливый журналист, своегорода феномен. В столь юном возрасте уже приобрел популярность, пишет забавныеочерки для французских газет. Именно он привел моего мужа к месье Данилофф вгоспиталь.

— Ося пишет по французски? Его печатают? Простите, у меняголова идет кругом. Вы сказали, какой-то сумасшедший капитан стрелял в Павлаиз-за папы, из-за Оси?

— Перестаньте. Джозеф и ваш отец тут абсолютно ни при чем.Что за странная манера у вас, русских, все усложнять и добавлять себестраданий, которых у вас и так сверх всякой меры? Стрелял сумасшедший. Хотелубить, но только прострелил плечо. Сама по себе рана пустяковая, однако помощьподоспела не сразу, месье Данилофф потерял много крови.

— Когда это случилось?

— Полтора месяца назад, в начале октября. Кажется, в ночь сседьмого на восьмое. Об этом случае даже писали французские газеты.

— С седьмого на восьмое, — чуть слышно, по русски, повторилаТаня, — именно в ту ночь. Господи, что я наделала.

— Теперь самое главное, — Элизабет огляделась, заговорилабыстро и тихо. — Французские власти не заинтересованы, чтобы в Галлиполиобразовалась боеспособная русская армия. Они делают все возможное, чтобысолдаты и офицеры разъехались в разные стороны, подальше. Америка, Бразилия,Аргентина. Кое кто даже возвращается в Россию. Ваш муж, как только поправитсяокончательно, намерен перебраться в Эстонию, Польшу или Финляндию. Зависит отполитической ситуации. Словом, поближе к вам. Известно, что некоторым людямудается нелегально покинуть Россию из Петрограда, через Финский залив.

— Павел будет ждать нас?

— Что, простите? — не поняла Элизабет.

Таня не заметила, что последнюю фразу произнесла по русски.Миша встрепенулся и спросил:

— Кто нас будет ждать?

— Папа. Твой родной папа, — объяснила Таня и посмотрела наЭлизабет. — Но каким образом мы с ним сумеем связаться? Нет, я не понимаю. Аскажите, как он сейчас выглядит?

— Я не видела его, — терпеливо повторила Элизабет, — но яуже объяснила, что опасности для жизни нет. Он поправляется. Извините, мне ужепора. Да, и еще, печальная весть. Скончалась ваша тетушка. Джозеф просилсказать… Пардон, я забыла, что именно. Знаете, он говорил так много, таквозбужденно, все вылетело из головы. Впрочем, кажется, ничего важного. Толькоэмоции.

— Где похоронена моя тетя, не знаете?

— Где-то на окраине Стамбула. А, вот, вспомнила. Джозефпросил сказать, что очень любит вас всех и будет с месье Данилофф, пока непередаст его вам, с рук на руки. Он уверен, что найдет возможностьинформировать вас и месье Данилофф таким образом, чтобы вы не потерялись. О,пардон, у меня больше нет ни минуты.

Москва, 2007

На Брестской, в квартире старика Агапкина, вместо привычнойсиделки-капитана, Кольта встретил сотрудник службы безопасности по фамилииСавельев. Сонный, мятый, Савельев вышел из кабинета, шаркая тапками,потягиваясь. Он был в джинсах и черной футболке. Зевнул во весь рот, улыбнулсяи прошептал:

— А, Петр Борисович, здравствуйте.

Эти тапки, зевок, улыбка взбесили Петра Борисовича. Но онсдержался, спросил спокойно и сурово:

— Что здесь происходит?