Эрзац-веселье быстро набирало обороты. И вот уже Кос,напялив банный халат отца и нацепив вместо бороды мочалку, изображал ДедаМороза. С пьяным занудством он пытался заставить гостей водить хоровод – его,разумеется, никто не слушал. Фил, подперев загипсованной рукой голову, уныломычал любимую «Лучинушку», а Пчела, облапив непрерывно хохочущую продавщицу,засыпал ее похабными анекдотами.

Саша понимал – праздник катится куда-то не туда, дальшемогло быть только хуже. Он переглянулся с Леной, и они незаметно один за другимулизнули в прихожую. Заговорщицки перешептываясь, они быстро оделись и выскользнулииз профессорской квартиры.

Полночи они гуляли по морозной ночной Москве, болтали,смеялись и целовались, ничуть не жалея ни об оставленном праздничном столе, нио теплой, просторной квартире.

И о призыве той новогодней ночью Саша больше не вспоминал,ведь весна, казалось, наступит еще так нескоро…

И все же она пришла – бурная, бесшабашная, последняя веснавольной жизни. Саша давно уже поставил крест на своих сомнениях относительноармии, он решил – пусть будет, как у всех! Он пойдет, как все, служить, а Лена,как все, останется ждать его возвращения. Подумаешь – всего-то два года!Ничего, если любит – дождется!

Его уверенность в том, что он поступает так, как надо, быланастолько сильна, что, отправляясь на медкомиссию, Саша поймал себя напарадоксальной мысли: если его сейчас вдруг забракуют, то он, пожалуй, дажерасстроится!

Медкомиссия, впрочем, прошла без сучка, без задоринки.Белова признали годным и определили служить в погранвойска. До отправкиоставалось еще без малого две недели, надо было только каждые три-четыре дняотмечаться в военкомате. Получив на руки необходимые документы, Саша отправилсядомой.

– Ну как, Сань? – встретила его вопросом мама. В ее глазахеще теплилась надежда – а вдруг не взяли?

– Все нормально – годен! – гордо ответил Саша. –Восемнадцатого, в девять ноль-ноль к военкомату с вещами.

– Господи! – ахнула Татьяна Николаевна, опускаясь натабурет. – И куда тебя?

– В погранвойска!

– На границу? – испуганно прошептала мать побелевшимигубами.

Саша присел перед нею на корточки и взял ее руки в свои.

– Ну, ты чего, мам? Это же не Аф-ган! А на границе сейчасвезде тихо… Ну, ты чего, а?

Татьяна Николаевна, быстро смахнув выкатившуюся слезинку,через силу улыбнулась:

– Ничего, Сань… Просто… Как я без тебя – ведь два года…

– Да ладно тебе, – Саша тоже улыбнулся. – Я тебе письмаписать бу-

ду а ты будешь их читать. Вот и не заметишь, как времяполетит… Мне никто не звонил?

– Космос, – мать поднялась и направилась в кухню, досказываяна ходу. – Сказал – они тебя в беседке будут ждать, какое-то у них там делосрочное…

– Да? Тогда я побежал!

– Саня, стой! – Татьяна Николаевна снова выскочила вприхожую. – А поесть?

– Да я сытый, мам! – Саша схватил куртку и выскочил изквартиры.

Вся компания была в сборе – слегка поддатый Пчела,озабоченный Космос и мрачный, как туча, Фил. Рядом с Пчелой стоял стакан ипочатая бутылка портвейна, на коленях он держал толстенный том какой-то книги.Увидев Белова, Космос вскочил и ткнул Фила в бок:

– Ну вот, тебе и Белый то же самое скажет! Скажи, Сань?

– А в чем проблемы? – улыбнулся Белов, здороваясь сдрузьями.

– Да вот, – кивнул Пчела на Фила, – пацифист, блин, не можетдругу помочь…

– А если поподробней? – Саша совершенно ничего не понимал.

Прояснить ситуацию взялся Космос.

– Короче так. Пчелке завтра на медкомиссию, а ему позарезнужна отсрочка – на месяц примерно, так, Пчел?

– Ну да! – подхватил тот. – Меня обещали свести с однимкапитаном из военкомата – ему движок на «копейке» перебрать надо. Он меняотмажет – это сто пудов! Но сейчас он в отпуске, ясно? Приедет только через тринедели, а медкомиссия-то – завтра!

– Так, и что дальше?

– А дальше все просто, – развел руками Кос. – С сотрясениеммозга дают отсрочку, мне Батон говорил. По теории Пчелу мы уже подковали

– он кивнул на книгу, оказавшуюся при ближайшем рассмотрениимедицинским справочником. – Что говорить, на что жаловаться – он знает.Осталось только обеспечить материальное подтверждение факта сотрясения, понимэ?Хороший фонарь под глазом – и всех делов-то! Фил уперся, как этот… и ни вкакую!

– Погоди, так вы хотите, чтобы Фил? – Саша с веселымизумлением обвел глазами друзей.

– Ну, ясен пень! – решительно кивнул Кос. – Не под машину жеему бросаться!

Белов не выдержал и расхохотался. Космос и Пчела обиженнопереглянулись.

– Хорош ржать! – сердито оборвал Сашу Пчела. – Может, чтодельное посоветуешь?

Оборвав смех, Белов задумался: а ведь верно, предложенныйКосмосом вариант был самым простым и правдоподобным. Драка во дворе,капитальный фингал – и вот вам, пожалуйста, сотрясение!

– Ну что? – нетерпеливо спросил Пчела.

Саша, пряча улыбку, кивнул:

– Да, пожалуй, фонарь – это выход…

– Ну, ты слышал? – снова ткнул Фила в бок Космос.

– Вот сам и бей, – буркнул Фил. – Почему я-то?

– Я ж тебе уже говорил, – покачал головой Космос. – У меняудар не поставлен. Ну что я ему навешу? Банальный бланш? А нужна фирменнаягематома, желательно – с отеком!

– У меня, между прочим, травма… – упрямо бубнил Фил.

– Так с левой! – взвился со своего места потерявший терпениеПчела. – Японский городовой! Сто раз же уже сказано – с левой!

Фил поднял совершенно растерянный взгляд на Белова. Сашавздохнул и хлопнул друга по плечу:

– Ничего не попишешь, Фил… Надо!

Фил обреченно кивнул и опустил голову. Взгляд Саши наткнулсяна бутылку, он взял ее и протянул Филу:

– На вот, прими для храбрости… Но портвейн тут же перехватилКосмос:

– Ты что! – вытаращил он глаза. – Это же анестезия дляПчелы! Ну все, братцы, хорош базарить, давайте начнем…