А там уже стоял под парами автобус, призывники былипостроены в шеренгу, и строгого вида капитан проводил перекличку.

– Ну вот, опоздали! – ахнула мама и, обхватив сына за шею,принялась его торопливо целовать. – Санечка, сынок, ты уж береги себя, слышишь?Мало ли что… Аккуратней там, смотри… С оружием и вообще… – приговаривала она.

– Ладно, мам, ну, все, все… – Саша еле вырвался из ее рук исо всех ног бросился к шеренге.

– Товарищ капитан, разрешите…

– Фамилия? – нахмурился офицер.

– Белов.

Капитан сделал пометку в списке и хмуро кивнул:

– В строй.

Саша встал в шеренгу, продолжая косить глазом напровожающих: а вдруг здесь где-нибудь Ленка? Но и здесь ее не было видно…Вскоре с перекличкой было покончено, и капитан, убрав списки, скомандовал:

– Напра-во! Справа по одному, в автобус – шагом марш!

И сразу толпа провожающих пришла в движение, все началимахать руми, что-то выкрикивать, кто-то заплакал… И в этом шуме вдруг прозвенелзнакомый до дрожи голос:

– Са-ша!

Белов оглянулся – к нему, расталкивая людей, летела Лена!Она бросилась ему на шею, и не успевший толком обрадоваться Саша почувствовална своих губах ее губы – мягкие, горячие и чуть солоноватые.

– Белов, в автобус! – рявкнул капитан.

Саша попятился к машине, а Лена, вцепившись ему в рукав,семенила рядом и безумной, горячечной скороговоркой повторяла ему одно и то же:

– Ты не думай, я дождусь тебя, Саша, обязательно дождусь! Яже люблю

тебя! Слышишь, я тебя люблю!

Никогда еще Саша не уезжал так далеко от дома. Средняя Азия,Памир, маленький таджикский городок Хорог, пятьсот верст до Душанбе, а доМосквы – вообще как до Луны. Все здесь было чужим и непривычным – и горы, инестерпимая жара, и пыль, и, разумеется, армейские порядки.

Но Саша быстро сумел понять основное. Армия существовала посвоим правилам – поначалу, конечно, необычным, но тем не менее не лишенныхлогики, а главное – простым и ясным, как дважды два. И чтобы служба непревратилась в ад, надо было как можно скорее принять эти правила и забыть отом, к чему ты привык на гражданке. А для этого нужно было многое. Научитьсяподчиняться и требовать подчинения от других, не раздумывать над приказаниями,не препираться, да мало ли чему еще!

Тем, кто не понимал этого, в Хорогской учебке, куда попалБелов, приходилось туго. Погранвойска – не стройбат, на границе должен бытьпорядок, и эту нехитрую истину вчерашним школьникам вдалбливали с армейскойосновательностью.

Тяжело было не только в моральном плане, но и в физическом.Атлетическая подготовка будущих сержантов была в школе чуть ли не главнымпредметом. Занятия по рукопашному бою, изнурительные силовые упражнения ибесконечные кроссы, которые доставали Сашу больше всего. Иногда (особенно впервое время) ему казалось, что еще десяток-другой метров – и он рухнетзамертво! Но рядом, шаг в шаг, бежал замкомвзвода старший сержант Пушилин исовершенно ровным голосом – так, словно ни жары, ни пыли, ни усталости для негоне существовало, – бубнил:

– Дышим, ребятки, дышим… Терпим, ребятки, терпим…

Дедовщины в школе, можно сказать, не было. В первый месяцгруппа ребят с Орловщины попыталась было завести в казарме свои порядки, нополучила дружный отпор, одним из инициаторов которого, кстати, стал Саша.

Письма из Москвы приходили почти ежедневно, и чаще всего –от Лены. Она писала очень подробно, рассказывала о том, как прошел день, коговидела из школьных знакомых, о чем говорили, кто как устроился. И, конечно, вкаждом письме – о том, как она его любит и как ждет…

Мама очень переживала, поэтому вопросительных знаков в ееписьмах было, пожалуй, больше, чем любых других знаков препинания. ТатьянуНиколаевну интересовало буквально все: чем их кормят, как часто бывает баня,смена белья, хорошие ли у него командиры, как Саша переносит среднеазиатскуюжару, не преют ли в сапогах ноги и т.д. и т.п…

Пацаны писали редко – примерно раз в месяц. За всехотдувался Космос: письма писал в основном он. Иногда по паре строк дописывалиПчела с Филом. Их послания неизменно начинались ставшим традиционным «Здорово,брат!» и содержали более или менее полный отчет об их делах за истекший месяц.Судя по этим письмам, жизнь

друзей почти не изменилась – Пчела работал в автоколонне,Фил тренировался, а Космос бездельничал, время от времени пытаясь устроиться поспециальности. Долгое время ему не везло, но в начале лета Космосу удалось,наконец, найти работу.

О том, что в «стекляшке» на Коштоянца, которая раньше былазаурядной пивнухой, вскоре заработает кооперативное кафе, Космосу сообщилвсезнающий Пчела. До открытия заведения было еще довольно далеко, пока тамвелись только отделочные работы, но Космос все-таки решил сходить туда наразведку и поговорить с хозяином будущего кафе.

Им оказался лысый толстячок лет сорока пяти по имени ЛеонидБорисович и с говорящей фамилией Коврига. В кафе был полный разгром, стоялжуткий шум от работающих дрелей и перфораторов, и толстяк пригласил Космоса вкрошечную, но зато абсолютно целую подсобку, служившую, видимо, хозяинувременным кабинетом.

– Мне нужна работа бармена, я закончил специальные курсы и…Короче, вот, – Космос протянул мужчине свое удостоверение.

Леонид Борисович с любопытством открыл книжицу, потомвнимательно взглянул на рослого, представительного парня.

– Мне очень жаль, молодой человек, но бара у нас не будет,по крайней мере – пока… – Коврига покачал головой и вернул Космосу егобар-менские корочки.

– Жаль… – вздохнул тот, убирая документ в карман. – Ну чтож, до свидания…

Космос повернулся к выходу, но у дверей его настиг окликтолстяка:

– Минуточку, молодой человек! Леонид Борисович подошел кКосмосу вплотную и взял его за локоть.

– Скажите, а как у вас обстоят дела с математикой?

Космос усмехнулся:

– Год назад на вступительных в Университет я получилпятерку…