«Мой господин, я и сам так не думаю».

«Но другие думают, что я виновен?»

После долгой паузы солдат кивнул.

«И почему же?»

«Они говорят про сгоревшую мышь… И про то, что вы плакали,когда Пейна вас обвинил…»

Питер кивнул. Да, плакать тогда было нельзя, но что теперьделать?

«Но чаще всего говорят, что вы хотели стать королем исделали это».

«Что я хотел стать королем и сделал это», — эхом повторилПитер.

«Да, мой господин», — стражник мрачно глядел себе под ноги.

«Спасибо. Можешь идти».

«Мой господин, простите ме…»

«Я прощаю тебя. Иди. Мне надо подумать».

Гвардеец вышел с таким видом, будто он жалел, что родился насвет.

Питер расправил салфетку, но есть ему не хотелось. Онсмотрел на салфетку и думал о своей матери. Он был рад, что она не дожила доэтого. Он всегда был счастливым, блестящим мальчиком, которого, казалось, немогло коснуться никакое горе. Теперь все горе, накопившееся за шестнадцать лет,выплеснулось на него одним махом.

Но чаще всего говорят, что вы хотели стать королем и сделалиэто.

Он, кажется, понял. Они хотели доброго короля. Но еще онихотели знать, что чудом спаслись от короля злого. Хотели тайн, хотели зловещихсказок о цареубийствах. Они говорят, что вы хотели стать королем.

«Пейна тоже в это верит, — подумал Питер, — и этот гвардеец,и это не бред. Меня, меня обвиняют в убийстве отца, и вся моя любовь к нему нев силах это опровергнуть. Потому что какая-то их часть хочет, чтобы я былвиновен».

Питер аккуратно свернул салфетку и накрыл ею поднос. Он таки не стал есть.

Потом был суд, о котором вы можете узнать подробнее, еслизахотите. А я изложу только суть дела: Питера, сына Роланда, привела на судсгоревшая мышь; его осудили на встрече семи человек, которая не была судом, априговор вынес простой солдат, плюнув ему в тарелку. Вот и вся сказка, а сказкииногда более правдивы, чем история.

Когда Ульрик Вике, который вытащил белый камешек и занялместо Пейны, огласил приговор суда, зрители, многие из которых еще недавнождали, что Питер станет лучшим королем за всю историю Делейна, бешенозааплодировали. Они вскочили на ноги и, если бы не шеренга гвардейцев собнаженными мечами, они отменили бы приговор суда и вместо заключения в Игрелинчевали бы принца на месте. Когда его уводили, плевки сыпались на него дождем,но он не опускал головы.

Слева от зала суда открывалась дверца в узкий проход. Шаговчерез сорок начинались ступеньки, которые шли вверх и вверх, до самой вершиныИглы, где Питера ждали его две комнаты. Всего ступенек было триста. Мы ещевернемся к Питеру, потому что его история, как вы догадываетесь, не закончена;но сейчас мы не станем подниматься вместе с ним — ведь это путь позора, оттрона, который остался внизу, до вечной тюрьмы, что ждала наверху, и никому, ниодному человеку, нельзя пожелать пройти такой путь.

Давайте лучше посмотрим, что случилось с Томасом, когда оночнулся от болезни и узнал, что стал королем Делейна.

«Нет», — прошептал Томас испуганно.

Глаза его лихорадочно блестели на бледном лице. Губыдрожали. Флегг только что сообщил ему новость, но казалось, что ему предлагаютне корону, а смертную казнь — так он перепугался.

«Нет, — повторил он. — Не хочу быть королем».

И это была правда. Он всю жизнь завидовал Питеру, но былото, чему он не завидовал никогда: тому, что Питер станет королем. Томасу неснился трон даже в страшном сне. И вот страшный сон стал явью — Питер заключенв тюрьму за убийство отца, а Флегг пришел и говорит, что теперь он король.

«Нет, я не могу… не хочу быть королем. Я… я отказываюсь!»

«Ты не можешь отказаться, Томас», — сказал Флегг твердо. Онуже знал, как нужно говорить с Томасом: дружелюбно, но твердо. Флегг понимал,что он сейчас нужен Томасу больше, чем когда-либо, — но и он зависел от Томасакуда больше, чем раньше. А управлять этим нервным, издерганным мальчиком былоне так уж легко.

Ты нуждаешься во мне, Томми, но я не так глуп, чтобыговорить это тебе. Ты сам должен это сказать. Чтобы не возникало вопроса, ктокому обязан. Потом может быть, но не сейчас.

«Не могу? — прошептал Томас. Услышав новость, он привстал налоктях, а теперь снова упал на подушки. — Мне плохо. Похоже, лихорадкавозвращается, пошли за доктором. Мне нужно лечиться».

«Ты в порядке, — возразил Флегг. — Я сам тебя лечил, никакойлихорадки уже нет, и все, что тебе нужно — это немного свежего воздуха. Но еслиты хочешь, чтобы то же самое тебе сказал доктор (он подпустил в голос немногонедовольства), то тебе достаточно позвонить».

Флегг указал на звонок и иронически улыбнулся.

«Я, конечно, понимаю, что тебе хочется спрятаться в кровати,но я, твой друг, говорю, что это обманчивое убежище».

«Обманчивое?»

«Я советую тебе встать и постараться поскорее вернуть силы.Тебя должны короновать не позже, чем через три дня. Если ты откажешься идтисам, тебя отнесут на площадь прямо на кровати. Конечно, это не слишком удачноеначало царствования, но Пейна распорядился закончить все как можно быстрее».

Томас лежал на подушках, пытаясь переварить эту информацию.Глаза его от страха скосились, как у кролика.

Флегг тем временем накинул на плечи свой плащ с краснойподкладкой. Потом надел на шею золотую цепь. Потом взял посох с серебрянымнабалдашником и поклонился Томасу. Все это испугало Томаса еще больше. Флеггтак нужен ему в этот момент, а он выглядит…

Он выглядит одевшимся для путешествия.

Его предыдущий страх показался ерундовым в сравнении с тем,что сдавил его сердце в этот миг.

«А теперь, дорогой мой Томми. Желаю тебе всего самогохорошего, долгого и счастливого правления… прощай!»

Он направился к двери, думая уже, что мальчишка не сможетвыговорить ни слова, и ему придется изобретать предлог, чтобы остаться, но тутТомас еле слышно прошептал:

«Постой!»

Флегг повернулся, изображая вежливое удивление:

«Да, мой король».