Улыбаясь, Флегг вышел из комнаты.

Коронация шла своим чередом. Слуги Томаса (у него помолодости еще не было своего дворецкого) одели его в наряд из черного бархата,усыпанного драгоценными камнями («Все мое, — подумал Томас с нарастающимвосхищением. — Теперь все это мое»,) и в высокие черные ботинки из лучшей кожи.Когда ровно в полдвенадцатого появился Флегг и сказал: «Пора, мой король», —Томас уже нервничал гораздо меньше. Успокаивающее сработало на славу.

«Возьми меня за руку, — сказал он, — а то я могуспоткнуться».

Флегг охотно выполнил эту просьбу. Так они и предстали передпридворными — Флегг вел юного короля под руку, будто тот был немощным старцем.

Они вместе вышли на залитую солнцем площадь.

Их встретил приветственный рев толпы, напоминавший гул волн,омывавших пустынные берега Восточного бароната. Томас огляделся, изумленныйтаким шумом, и первой его мыслью было: «Где же Питер? Это ведь егоприветствуют!» Потом он вспомнил… и почувствовал радость. Не только оттого, чтовпервые его так встречали, но и оттого, что Питер в своей башне, — он знал это,— тоже слышит эти крики.

«Что теперь с того, что ты всегда учился лучше меня? — думалТомас, и эта мысль согревала его. — Что с того? Ты сидишь в Игле, а я… якороль! Что с того, что ты каждый вечер приносил ему бокал вина и…» Но этапоследняя мысль залила его лоб липким холодным потом, и он поспешно отогнал еепрочь.

Крики не смолкали, пока они с Флеггом шли по площади Иглы, апотом под аркой, образованной скрещенными мечами гвардейцев, которые снованадели парадные красные мундиры и волчьи шлемы. Томасу все это начиналонравиться. Он поднял руку в приветствии, и его подданные зашлись от восторга.Мужчины бросали вверх шляпы; женщины плакали. Воздух звенел криками: «Король!Король! Да здравствует король! Да здравствует Томас Светоносный!» Томас, ещемальчик, думал, что эти крики относятся к нему. Флегг, который, быть может,никогда не был мальчиком, знал, что они просто приветствуют возвращение обычнойжизни — то, что снова откроются магазины, что угрюмые солдаты не будут ночьюдежурить вокруг замка, что можно напиться пьяным без риска проснуться ночью отрева толпы и треска пламени. Не более и не менее. Томас тут не так важен. НоФлегг видел, что Томас этого не знает. И не узнает, пока не будет слишкомпоздно. Сама церемония была короткой. Андерс Пейна, выглядевший на двадцать летстарше, чем неделю назад, произносил торжественные формулы, и Томас в нужныхместах говорил «да», «нет» и «клянусь». В конце церемонии, проходившей в такойтишине, что громадная толпа отчетливо слышала каждое слово, на голову Томасубыла возложена корона. Томас поглядел вверх — туда, где в гладкой каменнойстене Иглы, на самом верху, чернело единственное окошко. Он не видел Питера, нонадеялся, что Питер там, что он смотрит и кусает губы, как часто кусал губы самТомас — до крови, до белых шрамов.

«Слышишь, Питер? — кричал он про себя. — Слышишь, как онименя приветствуют? Наконец, наконец-то они приветствуют меня!»

В свою первую королевскую ночь Томас Светоносный проснулся свыпученными глазами, зажав руками рот, чтобы сдержать крик. Он увидел страшныйсон, еще хуже тех, что преследовали его после посещения Восточной башни.

Он снова был в потайном коридоре и шпионил за своим отцом.Это была ночь, когда отец напился и разговаривал с головами на стене. Но в этотраз он говорил что-то другое.

«Чего ты смотришь? — кричал во сне отец, обращаясь к головедракона. — Он убил меня, и теперь твой брат осужден за это! Отвечай же, черттебя побери! Я делал все, что мог, и посмотри на меня теперь! Посмотри наменя!» Отец начал гореть. Лицо его обугливалось, дым полз из глаз, из носа, изорта. Он скорчился в агонии, и Томас увидел, как горят его волосы.

«Вино! — вспомнил он, проснувшись. — Флегг принес ему бокалвина! Все знали, что Питер по вечерам приносит ему вино, и подумали, что этоПитер! Но тогда вино принес Флегг, чего он никогда раньше не делал. И отравилего тоже Флегг! Он сказал, что этот яд у него украли, но…»

Он не мог думать дальше. Если он будет думать об этом…

«Он убьет меня», — прошептал Томас в ужасе.

Надо пойти к Пейне. Пейна его не любит.

Да, он мог это сделать. Но тогда Питер станет королем, а оннавеки останется глупым принцем, просидевшим на троне всего один день.

За этот день Томас понял, что ему нравится быть королем —очень нравится, особенно имея в помощниках Флегга. Кроме того, он же ничего незнал наверняка. Он мог ошибаться.

Он убил меня, и теперь твой брат осужден за это.

Нет, думал Томас, это, должно быть, ошибка, это должно бытьошибкой. Он повернулся на бок, потом на другой и в конце концов уснул.

В последующие годы эти кошмары повторялись — отец обвинялего и после исчезал в пламени. За эти годы Томас понял, что тайна и винаникогда не оставляют человека в покое, но с ними можно жить.

Если бы вы спросили Флегга, он бы усмехнулся и сказал, что,по его мнению, Томас не может утаить что-то ни от кого, кроме разве чтопоследнего болвана. И уж, конечно, не от человека, возведшего его на трон. Нолюди, подобные Флеггу, горды и самоуверенны и часто не видят того, что у нихперед самым носом. Флегг так и не узнал, что Томас видел его в ту ночь.

Теперь и у Томаса была своя тайна.

С вершины Иглы Питер смотрел вниз, на коронацию. Как Томас инадеялся, он видел и слышал все, от первого момента, когда Томас, уцепившись заруку Флегга, появился на площади, до последнего, когда он опять скрылся водворце.

Он простоял у окна три часа, когда церемония давно ужезакончилась. Толпа расходилась, возбужденно обмениваясь впечатлениями. Одинрассказывал другому, где он был, когда услышал о смерти старого короля, и потомони вдвоем пересказывали это третьему. Женщины наконец, вволю оплакали РоландаДоброго, не забывая обсудить, как выглядел новый король и как спокойно ондержался. Дети играли в короля, падали, разбивали носы, плакали, потом смеялисьи опять играли. Мужчины хлопали друг друга по спине, говоря, что теперь всебудет хорошо — неделя была ужасная, но теперь уж точно все будет хорошо. Заэтими словами проглядывала неловкость, словно они понимали, что все не так ужхорошо.

Питер тоже чувствовал это в своей камере, но не мог никомурассказать.

Уже открылись пивные — якобы в честь коронации, на самомделе просто потому, что нужно было работать. К семи вечера весь город был пьян.Народ высыпал на улицы, прославляя Томаса Светоносного или ругаясь друг сдругом.