«Ах ты, щенок сопливый! — закончил Бесон почти с изумлением.— Ты, кажется, еще думаешь, что живешь во дворце и можешь командовать слугамикаждый раз, когда тебе захочется шевельнуть пальцем? Ну уж нет, сэр! Ты крупноошибаешься!»

Бесон нависал над принцем, выпятив щетинистый подбородок, ноПитер не отошел, хотя запах, исходивший от этого типа, был невыносим: дрянноепрокисшее вино и застарелая грязь. Между ними не было решетки: Бесон не боялсязаключенных, а тем более не боялся этого сопливого крысенка. Главный тюремщикбыл пузатым широкоплечим мужчиной лет пятидесяти. Его красное лицо, теперь ещебольше покрасневшее от гнева, обрамляли космы сальных волос.

Он сжал руку в кулак и поднес к носу Питера. Правую руку онсунул в карман, нащупывая металлический цилиндр. Один удар этим нехитрымприспособлением мог разворотить человеку челюсть, и Бесон не раз убеждался вэтом.

«Засунь свои просьбы себе в задницу, мой дорогой, вместе совсей прочей ерундой. И в следующий раз, если ты вздумаешь лезть ко мне с этим,ты подавишься собственными зубами. Понял?»

Он неторопливо повернулся и пошел к двери, окруженныйоблаком вони.

«Боюсь, что ты совершаешь очень тяжелую ошибку», — Питерпроизнес это тихо, но отчетливо.

Бесон круто повернулся:

«Ты слышал. И в следующий раз изволь говорить со мной, какподобает, вонючая старая брюква. Я не потерял ни одного из своих предков, покаподнимался сюда».

На миг Бесон потерял дар речи. Рот его открывался изакрывался, как у выброшенной на берег рыбы — хотя поймай какой-нибудь рыбакрыбу, такую же уродливую, как Бесон, он немедленно бросил бы ее обратно.Холодная, почти брезгливая речь Питера наполнила тюремщика яростью. Самипросьбы Питера его не очень беспокоили, но тон и вид юного принца означали, чтоумирать он явно раздумал.

Перспективы сонных, спокойных дней и веселых ночей внезапнопомеркли. Этот парень выглядел очень сильным, очень уверенным. Бесону светилавозможность глядеть на него до конца своих дней. И еще…

Вонючая брюква? Он правда назвал меня вонючей брюквой?

«О, мой дорогой принц, — сказал Бесон. — Похоже, это тысделал ошибку… но обещаю, что ты никогда ее не повторишь», — его губы раздвинулисьв улыбке, обнажив почерневшие остатки зубов. Теперь, перед атакой, он двигалсяс необычным проворством. Правая его рука вылетела из кармана, сжимая кусокметалла.

Питер шагнул назад, переводя взгляд от лица Бесона на егокулак и обратно. За спиной тюремщика решетчатое окошко на двери было открыто, ив него заглядывали двое стражников, ожидая начала потехи.

«Ты знаешь, что узники королевской крови пользуютсянекоторыми привилегиями, — сказал Питер, делая еще шаг назад. — И я не просилничего недозволенного».

Улыбка Бесона сделалась еще шире. Ему показалось, что вголосе Питера прозвучал страх. Но он ошибался и очень скоро понял это.

«За привилегии надо платить, мой дорогой принц», — Бесонпотер друг о друга большой и указательный пальцы левой руки.

«Если ты хочешь, чтобы я заплатил, я заплачу, — сказалПитер. — Только прекрати так себя вести».

«Боишься?»

«Если кто здесь и боится, то, по-моему, это ты, — сказалПитер. — Ты ведь собираешься напасть на брата короля».

Удар попал в цель, и на мгновение Бесон заколебался. Потомон оглянулся, увидел в окошке лица стражников, и лицо его потемнело. Если онотступит, где будет его авторитет?

Ухмыляясь, он прыгнул вперед, поднимая кулак с зажатымжелезом. Он уже слышал жалобные вопли принца, падающего на пол с разбитымлицом…

Питер отскочил, двигаясь легко, как в танце. Он схватил рукуБесона, не удивившись ее тяжести — сквозь сомкнутые пальцы он заметил блескметалла, — и изо всех сил рванул. Тело главного тюремщика врезалось в стену«гостиной». В глазах у него засверкали звезды; цилиндр выпал и покатился пополу. Питер тут же подхватил его с ловкостью кошки.

«Этого не может быть, — тупо подумал Бесон. Этого просто неможет быть».

Он никогда раньше не боялся входить в камеру на вершинеИглы, кто бы там ни сидел — дворянин, барон, принц. О, тут бывали славныесхватки, но он им всем показал, кто хозяин. Там, внизу, они моглираспоряжаться, но здесь он был главным, и они в конце концов подчинялись еговласти. Но этот мальчишка…

Урча от гнева, Бесон отлепился от стены и кинулся на Питера,который тем временем зажал в кулаке металлический цилиндр. Стражники смотрелина происходящее, даже не пытаясь вмешаться; они, как и Бесон, не верили своимглазам.

Теперь тюремщик не хотел уже напугать, унизить своегопленника — он хотел только схватить Питера, бросить на пол и потом топтатьногами.

Но впереди вдруг никого не оказалось. Питер с волшебнойбыстротой отскочил в сторону и, пока грузный тюремщик пытался повернуться,трижды ударил его. Со стороны эти удары казались легкими, и, если бы их увиделсам Бесон, он рассмеялся и обозвал бы их «детскими».

Но ему они вовсе такими не показались. Каждый удар былнанесен с замахом от плеча, как учил Питера тренер по боксу дважды в неделю напротяжении последних шести лет. Бесон чувствовал себя так, будто его триждылягнул очень норовистый пони с очень крепкими копытами. Один раз в его головевспыхнуло синее пламя — это треснула скула. Он отлетел к стене, как тряпичнаякукла, и сполз вдоль нее на пол, глядя на принца с тем же недоверием, ккоторому теперь примешивался страх.

Стражники у двери так и застыли. Бесона поколотил мальчишка?В это так же трудно было поверить, как в ливень с ясного неба. Один из нихпосмотрел на ключ в руке, подумал и сунул его в карман — так легчепритвориться, что вовсе о нем забыл.

«Теперь ты готов поговорить? — Питер произнес это, даже незапыхавшись. — Я же прошу у тебя только две мелочи, за которые к тому же тыбудешь щедро вознагражден. Ты…»

С ревом Бесон опять кинулся на него. На этот раз Питер неожидал атаки, но успел отскочить, как матадор от разъяренного быка. Однако одиниз длинных, больше похожих на когти, ногтей тюремщика (долгими зимними вечерамион любил рассказывать подчиненным, как однажды разорвал ногтями горло узнику отуха до уха) прочертил кровавую полосу на левой щеке принца, чудом не попав вглаз.

Питер тоже рассвирепел. Все беды и унижения последних десятидней вдруг сошлись у него в го??ове, и на миг — только на миг — ему захотелосьубить тюремщика, а не просто научить его правилам хорошего тона.

Когда Бесон повернулся, на него обрушился град ударовправой. Сами удары были несильными, но полтора фунта металла в кулаке Питерапревратили их в торпеды.