– Я вынужден. Поверьте мне, я по натуре человек мягкий инезлобивый. Но я не имею права позволять себя шантажировать.

– Кто же вас шантажирует? Эта дама?

– Все!

Он вскочил с кресла и принялся расхаживать из угла в угол,оживленно жестикулируя.

– Эта девочка считает, что если три года назад я по пьянке сней переспал, то теперь она имеет право врываться ко мне в квартиру и требоватьотчета. Заметьте себе, речь не идет о каких бы то ни было отношениях междунами, тот эпизод был случайным и для меня, и для нее и больше не повторялся. Унее за три года в постели перебывала чертова уйма мужиков, но она тем не менееполагает, что может рассчитывать на мою благосклонность при подборе актеров длянового фильма. Вы думаете, она одна такая? Я не хочу сказать, что злоупотребляюслучайными связями, но ведь и мужики начинают чувствовать себя вправепретендовать на что-то после совместно выпитой рюмки или после парной.

– Все равно это жестоко, – сказала Настя. – Почемувы не объяснили ей, что у вас в гостях не конкурентка Целяева, а сотрудникмилиции? Она бы сразу успокоилась. А теперь переживать будет.

– Вот!

Дорогань на секунду остановился и вперил в нее вытянутыйуказательный палец.

– Вот это я и называю шантажом. Актрисуля позволяет себеврываться в мой дом без приглашения и требовать от меня отчета, а я в ответвынужден оправдываться. Нет, нет и нет! Если она что-то там в своей глупойголове придумала, то это ее проблемы, исключительно ее, и я никогда не позволюсделать эти проблемы моими. Я принимаю в своем доме кого считаю нужным, и никтоне вправе мне указывать. Позволить им хотя бы один раз – и конец! Я уже никогдане отобьюсь, я буду вынужден всю оставшуюся жизнь объясняться с друзьями иприятелями, почему я взял этого режиссера, а не другого, этого сценариста, этогоактера. А я не могу и не хочу ничего объяснять и ни перед кем оправдываться. Я– производитель, вы понимаете? Мое дело – сделать кино, прокат которогопозволит вернуть вложенные деньги и получить хоть какую-то прибыль. И только язнаю, кого на эту работу приглашать, чтобы вернуть затраты. Только я, а вовсене те актеры, которые хотят сниматься. Представьте себе директораметаллургического комбината, к которому приходит приятель и говорит: давайбудем лить металл из моей руды, ну и что, что она некачественная и несоответствует стандартам, ну и что, что этот металл у тебя потом никто некупит, ну и что, что станки, сделанные из этого металла, через неделюразвалятся, да наплевать на все это, мы же с тобой столько водки выпили вместе,столько девок перетрахали, так купи у меня руду, а то мне рабочим зарплатуплатить нечем. И я точно в таком же положении. Никто и никогда не будет мнеуказывать, как и с кем делать кино.

Он замолчал, выдержал паузу и расхохотался. Лицо его сновастало мягким и веселым.

– Каков я, а? Фантомас разбушевался.

– Ну, в данном случае правильнее было бы сказать: Фантомаспротив Скотленд-Ярда, поскольку я все-таки из милиции.

– О! Умница! Я сразу почувствовал в вас киношную душу. Нувсе, я выпустил пар, можно заняться делом. На чем мы остановились?

– На том, что передача вам не понравилась и вы не поняли,зачем нужна была работа корреспондента.

– Да-да, именно так. Собственно говоря, больше мне ирассказать-то нечего. На этой пронзительной ноте мое общение с «Лицом безгрима» закончилось.

– А Уланов? Я хотела бы услышать о нем подробнее.

– Уланов…

Дорогань перестал бегать и снова плюхнулся в кресло напротивНасти.

– Он мне показался чужим, если вы понимаете, что я имею ввиду.

– Не понимаю, – честно призналась Настя.

– Бондаренко мне сто раз повторяла во время наших двухвстреч, чтобы я не волновался, у них в программе ведущий очень доброжелательныйи приятный во всех отношениях человек, он никогда не поставит гостя в неловкоеположение, он, дескать, любит своих гостей, и причин для беспокойства у меняникаких нет. А что я увидел?

Он взял драматическую паузу и выжидательно взглянул наНастю.

– И что же?

– Я увидел человека, который не только не любит своихгостей, он не любит вообще никого и ничего. Ему все, извините, до одного места.Я хочу сказать: до лампочки. И передача, которую он ведет, и гость, которогоони пригласили. Ему смертельно скучно и уже ничего не нужно. Более того, оноказался еще и плохо воспитан. Сразу после эфира он встал и вышел из студии,даже не попрощался. Такое впечатление, что это я напросился к нему в программу,и он мне сделал большое одолжение, дав возможность вякнуть пару слов в прямомэфире. Оно мне надо? У меня мало другой головной боли?

– Вы были сильно расстроены?

– Да как вам сказать? И да, и нет. Я уже сказал, что главнаямоя цель была достигнута, информация о новой картине прозвучала, и прозвучаланеоднократно. А то, что меня публично унизили и растерли, как плевок поасфальту, так уверяю вас, мне к этому не привыкать. Я на это дело жуткотренированный. Всю жизнь только и делаю, что унижаюсь. При советской властиунижался перед Госкино и руководством «Мосфильма», чтобы взяли в работу мойсценарий. Теперь, при недоразвитом капитализме, унижаюсь перед спонсорами,прогибаюсь, заискиваю, убеждая их, что фильм, который я хочу сделать, получитсяочень хорошим и они смогут вернуть свои деньги. Мне, Анастасия Павловна,унизиться не жалко и не стыдно, если я знаю, что от этого будет польза. Так чтов этом смысле у меня претензий к программе нет.

– И все-таки что-то вас задело.

– Да. Меня задело то, что я ничего не понял. Почему Улановвытащил меня на прямой эфир, если передача не была готова? Зачем он размазывалменя по стенке, когда Оксана уверяла, что он ведет себя вполне корректно и доброжелательно?Она меня обманула? Опять же вопрос: зачем?

Настя поняла, что зря потратила время на кинопродюсера.Она-то думала, что он встречался с Улановым хотя бы два раза и сможетрассказать о том, каким он был до несчастья, происшедшего с его коллегами, икаким стал после него. Оказалось, что образа «в динамике» не получилось,встреча с Улановым была единственной, и Дорогань рассказал ей все то же самое,что она и без того видела собственными глазами.

– Спасибо, Всеволод Семенович.

Она собралась уходить, однако Дорогань жестом попросил ее невставать.

– А теперь, Анастасия Павловна, открою вам маленький секрет.Вы позволите?

– Позволю, – кивнула Настя, открывая пачку и доставаяновую сигарету.

Ей не хотелось уходить отсюда. Против обыкновения ей было хорошов этой просторной, не очень тщательно убранной, но удивительно уютной гостиной,хотя она всегда чувствовала себя хорошо и спокойно только в двух помещениях: всобственной квартире и в своем кабинетике на Петровке. И даже громогласныйсуетливый хозяин квартиры ее не раздражал, а ведь она обычно моментальноуставала от громких звуков и совершенно не переносила мельтешащих перед глазамилюдей. И все-таки ей здесь нравилось.