Краска бросилась ей в лицо. Двадцать два года. Они вместеуже двадцать два года, с пятнадцати лет, с девятого класса, а в этом году имисполнится по тридцать семь. Вернее, Лешке уже исполнилось, у нее самой деньрождения через два месяца. За двадцать два года Чистяков научился читать еемысли абсолютно безошибочно. Зачем она его обижает? Ведь Лешка ни в чем невиноват. И никто не виноват, кроме нее самой.

– Леша… – начала она, понимая, что нужно немедленно найтикакие-то слова, чтобы снять напряжение.

– Спать, Ася, спать. Поговорим через неделю, – сказалЧистяков устало.

Только сейчас Настя заметила, какое измученное у него лицо.Он терзается подозрениями и неизвестностью уже столько дней, пытается выяснить,что произошло, а она отмахивается, уходит от объяснений, молчит, а если иговорит что-то, то это необязательные, общие фразы, которые не могут ниуспокоить подозрения, ни умерить тревогу, ни смягчить душевную боль.

Но все это было вчера. Она легла спать с тяжелым сердцем,чувствуя вину перед мужем, но не смогла перебороть себя и объяснить емунаконец, что произошло за то время, пока его не было. Не смогла, и все тут. Аутром встала с твердой решимостью заняться вплотную Александром ЮрьевичемУлановым и теми людьми, которых приглашали в передачу «Лицо без грима». Поэтомузавершив визит к психоаналитику Готовчицу, она села в пригородную электричку иотправилась к кинопродюсеру, которому не повезло первым оказаться в прямомэфире с непредсказуемым Улановым.

Кинопродюсер по фамилии Дорогань жил в Подмосковье, постранному стечению обстоятельств как раз в том городе, где проходилаконференция, на которой целую неделю собирался присутствовать профессорЧистяков. Настя пожалела, что не спланировала визит к нему на первую половинудня: можно было бы напроситься к Лешке в машину, все равно ведь зарубежноематематическое светило сюда везти. Но адрес и телефон продюсера ей дали тольков середине дня, когда она уходила от Готовчица. Поэтому добираться пришлось наэлектричке, потом ехать на автобусе.

Дорогань в жизни мало напоминал того потеющего растерянногочеловека, каким он предстал на экране телевизора. Это был веселый толстыйдядька с густыми курчавыми волосами и рокочущим басом, который ни секунды немог усидеть на одном месте и постоянно носился по огромной комнате взад-вперед,как механический веник. Энергия била из него ключом, как, впрочем, и забавныеприбаутки, которыми он перемежал свою речь.

К Настиному приходу он был готов, сам же назначил ей время иобъяснил, как добраться.

– Догадываюсь, по какому поводу вы пожаловали, –радостно заявил он, едва открыв дверь. – Проходите, снимайте курточку…Помните этот блестящий фильм? «Адъютант его превосходительства».

– А в Дарницу я больше не пойду, ни в курточке, ни безкурточки, – улыбаясь, процитировала в ответ Настя, которая тоже любилаэтот фильм.

– О, я вижу, вы знаете киноклассику. Тем лучше, –обрадовался Дорогань. – Сюда, пожалуйста, проходите, сейчас мы с вамикофейку выпьем. Или вы предпочитаете что-нибудь покрепче?

– Нет, кофе – это было бы замечательно.

– Отлично, отлично, я почему-то так и думал, что вы пьетеименно кофе. Много кофе. Я угадал?

– Угадали, – удивленно ответила она. – А еще что-нибудьугадайте.

– Анастасия Павловна, я не волшебник…

– Вы только учитесь? – подала Настя реплику из«Золушки».

– Ага. Я – кинопродюсер, сделавший два десятка детективов.Вам это о чем-нибудь говорит?

– Только о том, что о сыщиках вы знаете все.

– Правильно. Когда-то в прошлом я был кинодраматургом и сам,вот этой самой головой, – он картинно схватился за волосы и стал тянутькудри в разные стороны, – придумывал образы доблестных стражей порядка.Они у меня все поголовно пили много кофе и не выпускали сигарету изо рта.Правда, среди моих героев никогда не было женщин.

Дорогань усадил Настю в просторной гостиной и отправился накухню варить кофе, не прерывая своего монолога. Справедливости ради надозаметить, что голос при этом ему повышать почти не приходилось, поскольку дверимежду гостиной и кухней не было, пространство через широкий арочный проемплавно перетекало из одного помещения в другое.

– Так вот, мне всегда говорили, что мои сыщики в разныхфильмах похожи друг на друга, как родные братья, а я отвечал, что именно таквижу. Знаете эту присказку из мира творческой интеллигенции? «Я так вижу!» Испорить с этим бесполезно. Потом-то, когда я перестал писать сценарии и занялсяпроизводством фильмов, мне пришлось сталкиваться с работниками милиции кудачаще, чем раньше, и я увидел, что далеко не все пьют кофе, некоторые его вообщетерпеть не могут, и некурящих среди них почти половина, но все равно держалсяобеими руками за придуманный когда-то образ. Не поверите, но я радуюсь, какребенок, когда вижу сыщика, похожего на того, которого я когда-то придумал. Нусделайте мне приятное, скажите, что вы курите, и я буду совершенно счастлив.

– Скажу, – громко ответила Настя, – еслипепельницу дадите. Дорогань высунулся из кухни и театрально взмахнул рукой.

– Я вас совсем не знаю, но я вас уже обожаю. Пепельницыстоят на подоконнике, берите любую. Кофе сейчас будет.

Через несколько минут он принес в комнату поднос с туркой идвумя маленькими керамическими чашечками.

– Прошу вас. Так о чем мы будем говорить, АнастасияПавловна?

– Вы же сказали, что догадываетесь, по какому поводу я к вампришла.

Настя осторожно налила себе кофе, боясь капнуть на гладкуюповерхность деревянного столика. С наливанием жидкостей у нее всегда былипроблемы, и в гостях она панически боялась испортить чужую мебель или испачкатьскатерть.

– А я пытаюсь усилить драматургию сцены. Вот мы с вамисейчас начнем препираться, выясняя, о чем я догадывался и что имели в виду вы,будем ставить друг другу психологические ловушки – все по законам жанра. Иначеполучается пресно и скучно.

Она с любопытством взглянула на продюсера. Дорогань ейнеожиданно понравился своей открытостью и непосредственностью, хотя обычноребячливые взрослые люди ее раздражали.

– Нет, Всеволод Семенович, драматургию сцены мы с вамивыстраивать не будем. Я хочу, чтобы вы рассказали мне об Уланове.

– А что, вы его подозреваете в убийстве?

На лице продюсера было написано такое неподдельноеизумление, что Настя не выдержала и рассмеялась.

– В каком убийстве?

– В убийстве его сотрудников. У него же погибли двасотрудника, директор программы и, кажется, корреспондент. По телевизорусообщали, я слышал.

– А разве вы можете что-нибудь рассказать по этому поводу?