«Я намерен тебя удовольствовать, — молвил демон. — Если бы ты мог стать важным чиновником и человеком, способным управлять другими, я бы научил тебя способу мгновенно разбогатеть. Так как, однако, ты купец, я могу сказать тебе лишь одно: если ты хочешь копить добро, тебе надлежит давать деньги в рост, плутовать в торговле, с мерами и весами, помногу лгать, нарушать слово — коротко сказать, действовать обманом везде, где можно».

«Все это, — отвечал тот, — я и сам хорошо умею, но этого не так уж достаточно в накоплении добра, как ты говоришь, ибо обнаруживается много преград: или те, с кем ведешь дела, держат глаза открытыми, не верят словам и не дают себя надуть, или в конце концов оказываешься в руках правосудия, которое разом лишает тебя всего барыша. Кроме того, есть же попечители душ, а они не хотят отпускать грехи тому, кто действует таким способом, слишком неподобающим и далеким и от человеколюбия, и от нашей веры. Посему я хотел бы, чтоб ты мне указал какой-нибудь другой способ, если знаешь такой».

«Не тревожься, — сказал враг, — я намерен сделать тебя богачом без всех этих затруднений. Я отведу тебя в место, где ты обнаружишь столько золота, столько драгоценностей и столько сокровищ, что сделаешься богаче императора, ибо заберешь все, что тебе понравится, так что сможешь в полной мере поддерживать своих домочадцев и с почестью выдать дочерей замуж».

«О, это мне понравится; пожалуйста, снеси меня в то место, не теряя времени».

Тут привиделось ему, что несут его по воздуху, что он промчался над многими очаровательными краями, а потом очутился на цветущем лугу, посреди которого был выстроен прекрасный и пышный дворец, в который, виделось ему, входили люди, нагруженные драгоценностями и золотом, а другие выходили оттуда, нагруженные тем же манером и весьма богатые.

«Ну вот, — сказал демон, — там внутри хранятся несметные сокровища, которые, как видишь, постоянно туда приносят, а многие забирают их и уходят столь богатыми, сколько им угодно. Итак, войди туда и ты, забери, что тебе понравится, а потом я верну тебя домой и пособлю нести взятые богатства».

Тот обрадовался так сильно, как только можно вообразить, и направился к воротам, чтобы войти: тут припала ему охота облегчить желудок (чеснок начинал уже действовать); того ради он отошел в сторонку, чтобы никто его не увидел, и, спустив штаны, справил нужду.

Вышло так, что в действительности он тогда лежал, поворотясь задницей к лону мирно спавшей жены, которая, почуяв, что он вывалил близ нее столько лайна и такого пахучего, сопровождаемого трескучим пердежом, проснулась и, рассердясь, пихнула сонливца, погруженного в сновидение, и, честя его за такое свинство, разбудила и заставила опамятоваться. Несчастный пустился сетовать и проклинать жену, говоря: «Для чего ты не дала мне закончить опорожняться? По твоей милости я остался без великих богатств, которые я тот же час приобрел бы, когда, справив нужду, вошел бы в тот богатейший дворец».

От проклятий он перешел к побоям, так что сбежались не только дети, но и соседи, пред которыми он горько жаловался на свою неудачу, говоря, что эта тварь, жена его, вырвала у него из рук все, что он только мог пожелать, и поведал им все приключение. Обратясь потом особо к дочерям, он сказал, чтобы пеняли на свою мать, ибо по ее дурости остались без отличного приданого.

Глава XVII. Огородник рассказывает еще две повести

Немало смеялся флорентинец, глядя на простодушие этого человека, поверившего, что сон был действительностью, и жаловавшегося, что не смог добыть все то, на что рассчитывал, виня в том разбудившую его жену. Но вящее удовольствие получил он, когда услышал, как этому неудачнику наложили на живот пластырь, чтобы пособить его пищеварению. Флорентинец сказал огороднику, что это отменная фацеция, а если она правдива, то заслуживает занесения в книгу историй.

— Мне рассказал ее мой отец, — отвечал тот, — как самую что ни есть правдивую, говоря, что нетрудно в это поверить, затем что люди из той деревни вообще такого нрава. А после ужина я вам расскажу другие истории, что случились со всем обществом, а не с одним человеком, как предыдущая.

И он изложил ему две, рассказанные выше, одну о тополе, другую о солнце, доставившие огромное удовольствие флорентинцу, который, дивясь, что есть в свете подобный род людей, велел огороднику на следующий день рассказать ему еще, что тот и исполнил с радостью. Таким образом, флорентинец, позвав огородника, когда ему было угодно, приклонил благосклонный слух к следующей повести.

— Мессер, — начал тот, — эти селяне выстроили колокольню, соревнуясь с другой деревней, их соседями: те и другие наперебой старались вытянуть свою повыше[110]. А так как соседи были много богаче, то и достигли большей высоты, что погрузило тех в глубочайшую печаль, тем более что им недоставало денег и была величайшая нужда в извести и камне. Посему они собрались на обычный совет, дабы рассудить, как довести постройку до завершения, чтоб не остаться ниже соседей; кто говорил одно, кто другое, и после долгих препирательств дело свелось к трем мнениям. Первое было таково: надобно, как сделали в случае с солнцем, послать к ученым за еще одним советом и принести от них подходящее средство. Это решение не было принято, ибо иные говорили, что у ученых в книгах ни словом не упоминается об их колокольне, так как ни Бартоло, ни Бальдо[111] не имели о ней никакого сведения, не то что о солнце.

Второе мнение было таково: отнять у выстроенной части четвероугольную форму (колокольня была выстроена четырехугольной) и сделать здание круглым. Из сего произойдут две вещи: во-первых, здание будет лучше смотреться, чем соседское; во-вторых, из материала, который они отсекут, можно будет вывести колокольню весьма высокую. И это решение не было принято (хотя привлекло многих) за незнанием, где взять острый железный инструмент для такой работы. Третье мнение было такое: как накладывают навоз под корни деревьев для того, чтобы те росли, так можно накласть и под колокольню, заставив ее расти, сколько им угодно.

Никто не выступил против сего изобретения, всем оно пришлось по душе, как потому, что исполнить это было весьма легко и средство казалось весьма надежно, так и потому, что не требовало входить в большие расходы.

Итак, решившись на это, они тотчас взялись за дело и натащили к основанию колокольни такую уйму навоза, что он занимал больше шести локтей в ширину