Вырвавшись из рук Чингиза, я шагнул к хакеру.

Падла по-детски прикрыл глаза.

Сев на корточки возле роскошного биде, я всё-таки заплакал.

Плохо. Правда, плохо. Совсем.

Я слышал, как они выходили из ванной. И долго ещё сидел так,всхлипывая, то вытирая слёзы, то ощупывая гудящую челюсть, прежде чем моегоплеча коснулась рука, и я понял, что всё-таки не совсем один.

— Он был твой лучший друг?

— Нет… не знаю… — прошептал я. — Нет, наверное.

Пат присел рядом:

— Ты не плачь, — серьёзно сказал он. — Ромка ведь в боюпогиб. В глубине. Как настоящий хакер. Значит, он всё-таки стал хакером. Хотелим стать и стал.

— Мальчик, погибнуть — не доблесть…

— Знаю. Падла тоже так говорит. И Чинга. Только Ромка ведьзнал, что это опасно будет?

— Знал… наверняка… Он совсем не хакер был. Не тот склад ума.

— Но он пошёл. Для него это был подвиг. Значит, он рискнул.И победил.

— Проиграл он, малыш. Проиграл.

— Точно?

Я посмотрел на Пата, даже не стесняясь слёз. Он слишкомдолго стоял рядом, слушая, как я реву. Слишком долго, чтобы можно было чего-тостесняться.

— Ты о чём?

— Никто ведь не знал, что это уже есть. Оружие такое. Теперьмы все знаем. Ромка нас как бы предупредил.

Самый обычный пацан на вид. Не заподозришь ни способностисопереживать незнакомым людям, ни умения убеждать.

— Ты в кого такой умный, парень?

— Не знаю, — пожал плечами Пат. — Папа слесарь. Мамаштукатур. Дед был учитель, разве только в него.

— Пойдём, — сказал я. Встал, плеснул пару раз в лицо водойиз джакузи. Взял несколько бутылок, и мы с Патом пошли на кухню.

Оказывается, не все бутылки с «Жигулёвским» я разбил. Частьосталась. Но я всё-таки поставил перед Падлой принесённые. Разогретые, но ужеостывшие сосиски были сейчас аккуратно разложены по тарелкам — большая частьперед хакером, остальные мне и Чингизу.

— Спасибо, братка. — Падла до сих пор держал очки в руках.Теперь — водрузил на переносицу. Словно в знак того, что не ожидает большеудара. — Не держи зла. Не хотел я беды твоему другу.

— Я и сам виноват не меньше, — сказал я, садясь на прежнееместо. Поглядел за окно. Уже темнело. — Чингиз…

— Никаких проблем, — тот развёл руками. — Оставайся. Я бытоже не рискнул появиться дома в таком виде.

— Ну рефлексы… — сдирая крышку с бутылки, вымолвил Падла. —Я уже и к психотерапевту ходил… отучи, говорю, бить в морду не думая…

— Не смог? — спросил я, массируя челюсть.

— Сказал, что это невозможно… я и не сдержался, — буркнулПадла.

— Ты-то в чём виноват?

— Я Ромку знал только виртуально, — сказал я. Словно прыгаяв холодную воду. — Когда дайверство исчезло как профессия… все мы растерялись.Ему было очень трудно, пожалуй. Он, пацан, уже привык содержать семью,понимаете? Ну и сам, конечно… водить девочек в бары, хорошо одеваться,оплачивать дорогой лицей… в обычной школе ему делать было нечего.

— Он просил тебя помочь? — Падла нахмурился.

— Да. Не деньгами, конечно. Он просто искал, чем заняться вглубине, не мог уже без неё жить. Способностей к математике у него не было.Дайвер — отличный, от Бога. Хакер… хакер фиговый. Хотел заняться дизайном, итут я мог бы ему помочь.

— И что? — спросил Чингиз.

— Я на тормозах всё спустил. Некогда мне было ему помогать.Решил, что вполне проживёт пацан без виртуальности, ещё здоровее будет. А онуже не мог прожить, значит. Хоть и дайвер.

— Никто из нас не может… — Чингиз поднялся, отошёл, открылхолодильник под стойкой бара. Вернулся с бутылкой водки. Пат, не ожидаяпросьбы, притащил два пакета с соком.

— Правильно, — сказал Падла. Отставил пиво.

Я помолчал, глядя, как Чингиз разливает по крупным, граммовна сто рюмкам, дорогую датскую водку. Пат молча налил всем сока.

— Тебе плеснуть? — спросил мальчишку Чингиз.

— Да. Так ведь положено?

Нормального тинэйджерского энтузиазма от легальной выпивкиПат не проявлял. Или очень хорошо сделал вид, что это ему не нужно.

Мы подняли рюмки, Пат, присевший у стола на корточках,потянулся было чокнуться, с явным проблеском энтузиазма, но вовремя спохватилсяи, ойкнув, убрал руку.

— За хакера Романа, умершего как положено хакеру, — сказалПадла. Посмотрел на меня.

— За дайвера Ромку, который остался дайвером, — сказал я.

— За человека, который ушёл, — коротко сказал Чингиз.

— Пусть глубина к нему будет доброй. — Пат неувереннопосмотрел на Падлу, потом — на меня.

Я кивнул.

Мы выпили.

— Нельзя прожить жизнь за другого человека, — сказал Чингиз.— Леонид, не убивайся.

— Прожить-то можно, ясен пень, — буркнул Падла. Занюхалрюмку рукавом халата. — Только это значит украсть у него жизнь, а что в этомхорошего?

Я промолчал. Они оба правы. Только где-то есть ещё однаправда. Что каждый друг, умер ли он в глубине или по-настоящему, — это твоявина.

— Похороны завтра, — неожиданно сказал Падла. — Леонид, тыпойдёшь?

Я покачал головой.

— Нет.

— Чего так? — спросил Падла.

— Я его знал лишь в глубине. Он там — живой. До сих пор.Пусть даже глубина его и убила…

Чингиз пристально посмотрел на меня:

— Ой ли? Не виртуальность нажимала на спуск. Ей нажиматьнечем. Леонид… подумай о такой штуке… твоего друга убили из оружия,существование которого прежде считалось немыслимым.

— Да. Пат уже это говорил.

— Пат — умница, конечно. А второй шаг ты сделал?

Я недоумённо посмотрел на него.

— Леонид, если ты подойдёшь к маленькому офису на окраинеМосквы… ну, с целью поживиться канцелярскими скрепками и спереть обмылок втуалете… а охрана наставит на тебя лазерные пистолеты. Что ты подумаешь?

Он был очень серьёзен.

И я вдруг почувствовал дрожь. Стадо пьяных мурашек,пробежавших по коже. Словно открыл дверцу шкафа и обнаружил в своёмединственном приличном костюме скелет.