Я втолкнула Райнера в комнату, закрыла дверь на ключ ипринялась стаскивать с него мокрые заледеневшие тряпки.

— Что вы делаете? — хихикнул он.

— Да вас развезло! — Еще бы не развезло послетакой дозы! — Заткнитесь и не мешайте мне.

С верхней одеждой все прошло гладко, и даже ремень наджинсах поддался. Я толкнула немца на кровать, выдернула его из штанин и сняланоски.

— Трусы тоже снимать? — поинтересовался Райнер.Вопрос застал меня врасплох. Так же, как и исподнее немца: кусок белоготрикотажа с разбросанными по нему маленькими красными фаллосами (а как жеиначе!). Мультяшные фаллосы подмигивали мне мультяшными глазами, и под каждымкрасовалась надпись “Billy Boy”.

— Снимайте. Я отвернусь.

Чтобы не поддаться искушению, я отправилась в ванную истащила с крючка жесткое махровое полотенце. И, схоронившись за дверью,трусливо крикнула:

— Прикройтесь чем-нибудь! Я иду.

Немец сидел в кровати, придерживая руками свою главнуюдрагоценность.

Я развернула его спиной, вылила на полотенце остатки водкииз бутылки и принялась растирать ему спину и грудь. Давненько же я не виделамужского тела! К тому же такого роскошного… По спине Райнера перекатывалисьмышцы, а торсу мог бы позавидовать любой культурист. Ни единой волосинки,выщипывает он их, что ли? Выщипывает и натирается розовым маслом, подлец! Ататуировка! Пижонистый дракон, сжимающий в лапах миниатюрную женщину. Апофеозмужского чванства.

Сексист! Дешевка!

— Осторожнее! — взмолился Райнер-Вернер. — Выделаете мне больно.

— Я делаю правильно. Вас нужно хорошенько растереть,чтобы не простудились…

— Дайте мне выпить…

— Не сейчас.

Покончив с туловищем, я перешла к конечностям. О, если бы уБывшего были такие руки, такие предплечья! Возможно, я бы пересмотрела своеотношение к супружеским обязанностям.

— Бедра тоже будете растирать? Черт с тобой.

— Буду! — решительно сказала я.

Бедра заняли чуть больше времени, чем я предполагала. Струдом от них оторвавшись, я закутала немца в два одеяла и всучила ему бутылкуводки.

— Только не переусердствуйте.

— Вы спасли мне жизнь, Алиса. — Райнер-Вернерзадумчиво булькнул водкой.

— Сомневаюсь, правильно ли я поступила.

— Я вас недооценивал… Похоже, я тоже тебя недооценила.

— Извините за безобразную сцену. Я был не прав.Воспоминания о снежной баталии слегка подпортили мне настроение: она началасьиз-за Дашки, и Райнер был по-настоящему расстроен. Из-за меня никто бы не сталтак расстраиваться и начищать физиономию ближнему, это уж точно.

— Я где-то читал, — язык у Райнера стал ощутимозаплетаться, — что замерзшего человека нужно согревать своим телом… Чтобыон не умер…

Это уже было верхом бесстыдства, и я не сдержалась:

— Ну, умереть-то вы не умрете, а вот…

— Что — “вот”?

— Могут возникнуть проблемы с потенцией.

Райнер-Вернер побледнел как полотно. Я же послала емумстительный воздушный поцелуй и вышла из комнаты.

На маленькой площадке этажом ниже по-прежнему работалтелевизор, вот только какой-то умник врубил звук на полную мощность.

"Видели ночь, гуляли всю ночь до утра” с духовыми,бубнами и цыганским монисто — не очень актуально, но на два притопа — триприхлопа сойдет. Я прослушала песню до конца, пощелкала пальцами, повиляла“слабовыраженными” (как говорила когда-то Дашка) костями таза — и выдернулателевизионный штепсель из розетки.

Какое же все-таки блаженство: тишина без подтекстов!

Но блаженство длилось недолго: и все из-за тонкого собачьеголая в самом конце коридора. Такие вопли — на грани ультразвука — могла издаватьтолько Ксоло. Бедная псина, сидит где-то одна-одинешенька, принесенная в жертвубеллетристическим разборкам.

Я двинулась на лай, который с каждой секундой становился всеявственнее.

Чтобы добраться до него, мне пришлось завернуть за угол. Лайдоносился из-за двери комнаты, выходившей в маленький холл. Пол в холле былустлан толстым ковром, а стена напротив двери — задернута плотными шторами.

Я подошла к двери и даже не сразу сообразила, что онаприоткрыта. Несколько секунд я колебалась, но лай Ксоло призывал меня. Нетничего предосудительного в том, что я успокою собачку. Я распахнула дверьнастежь: по ногам пробежал сквозняк, и шторы на стене заколебались.

Ксоло!

Аглаин дорожный чемодан лежал прямо на кровати, а Ксолосидела на чемодане и остервенело облаивала пространство.

— Ну, что с тобой? Кто тебя напугал? — елейнымголосом спросила я.

Ксоло подпрыгнула, вскарабкалась ко мне на руки и лизнула вподбородок. Тельце собаки била дрожь.

— Все в порядке, все в порядке, — уговаривала ямаленькое чудовище, укачивая ее, как младенца. — Скоро придет мамочка, онатебя утешит…

Комната, предоставленная Аглае, являла собой резкий контрастс той халупой, в которой поселили нас с Райнером-Вернером. Окно во всю стену,пряничный рождественский пейзаж за окном, дорогая мебель — никакойдвусмысленной восточной роскоши. Все предельно элегантно, утонченно иизысканно: совсем не для бурятского седалища Дымбрыла Цыренжаповича. Девяностодевять из ста, что все это великолепие — привет Дымбрылу от какой-нибудьевропеизированной любовницы. Которая уже научилась пользоваться эпилятором, некраснеет от словосочетания “глобализация экономики” и способна кончить приодном только виде утюга с тефлоновым покрытием.

Ксоло наконец-то успокоилась, и я спустила ее с рук. Теперьнужно следить, чтобы они не потянулись ни к Аглаиному чемодану, ни к ноутбуку,стоящему здесь же, на столе возле окна. Ноутбук, равно как и чемодан, быличастью ее рабочего кабинета, той самой privacy <Уединение, одиночество,уединенность (англ.).>, попытка влезть в которую может закончиться плачевно.

Даже для меня.

Интересно, забит ли в ноутбук ее новый роман? Роман, которыйникто еще никогда не видел и о котором все так много говорят.

Лучше убраться отсюда — от греха подальше. Иначе Аглая можетобвинить меня в промышленном шпионаже.

Но убраться вовремя не получилось: приоткрыв дверь, я нос кносу столкнулась с Аглаей. На щеках метрессы пылал девичий румянец, а наскромной енотовой шубейке таяли последние снежинки. Аглая была в самомблагостном расположении духа, поэтому никакой истерики не последовало.

— Что вы здесь делаете, маленькая дрянь? — веселоспросила Аглая, отбиваясь от визжащей и прыгающей Ксоло.