Сестра, казалось, была встревожена. Кайлнахмурил брови. Родители словно воды в рот набрали. Напряжение росло, Джилвстала со стула, подошла к Кайлу и села ему на колени. Она полуобняла его зашею и зашептала что-то на ухо. Я взглянула на маму – она будто только чтоочнулась от обморока, между бровями у нее залегла глубокая складка.

Вдруг они захихикали, повернулись к столу и водин голос объявили:

– Мы ждем ребенка.

И у всех отлегло от сердца. И все захохоталикак сумасшедшие. И стали обниматься. Мама сорвалась с места так стремительно,что перевернула стул, а потом и горшок с кактусом, примостившийся у двери. Отецкрепко обнял Джил и поцеловал ее в обе щеки и в макушку, и – впервые со дня ихсвадьбы – он поцеловал и Кайла.

Я постучала вилкой о банку вишневой шипучки изаявила, что нам нужен тост.

– Давайте поднимем бокалы, все вместе поднимембокалы за прибавление в семействе Сакс. – Кайл и Джил посмотрели на менямногозначительно. – Формально он Харрисон, но в душе, конечно, будет настоящимСаксом. За Кайла и Джил, будущих лучших в мире родителей лучшего в миреребенка.

Мы чокнулись банками с газировкой и кружками скофе и выпили за ухмыляющуюся парочку и сестрицыну талию, обхват которой покаеще составлял шестьдесят сантиметров. Я убирала со стола, бросая все, что нанем оставалось, в пакет для мусора, в то время как мама прилагала все усилия,чтобы убедить Джил назвать ребенка в честь какого-нибудь умершего родственника.Кайл потягивал кофе и явно был доволен собой. Около полуночи мы с папой наконецуединились в его кабинете и приступили к игре.

Он включил стерео, и комнату заполнил мерныйшум льющейся воды – так он делал всегда, когда у него были пациенты, чтобы доних не долетали звуки дома, а в доме не слышали, какие проблемы обсуждаются вкабинете. Как у любого уважающего себя психотерапевта, в дальнем углу кабинетау него стоял серый кожаный диван; он был очень мягкий, и я любила лежать нанем, положив голову на валик. Еще там стояли три стула; спереди сиденья у нихбыли приподняты, и они поддерживали пациента в особом положении, которое мойотец называл «эмбриональным». Стол был полированый, черный, на нем возвышалсямонитор с плоским экраном; кресло – под стать столу: черное, кожаное, с высокойспинкой, очень удобное. Стеклянная стена стеллажей с книгами по психиатрии,коллекция бамбуковых тростей в высокой хрустальной напольной вазе и несколькоцветных репродукций в рамках (единственное яркое пятно в комнате) довершалифутуристическое убранство кабинета. Я уселась на пол между диваном и столом,отец сделал то же самое.

– Давай рассказывай, что происходит, Энди, –сказал он, передавая мне коробочку с буквами, – тебя, наверное, сейчаспереполняют эмоции.

Я достала семь костяшек и аккуратно разложилаих перед собой.

– Да, сумасшедшие были дни. Сначала переезд,потом работа. Это странное место, мне даже трудно объяснить. Все красивые,стройные, носят потрясающую одежду. И все вроде бы такие милые, такие дружелюбные.Похоже даже, что у них что-то вроде медикаментозной эйфории. Я не знаю…

– Что? Что ты не знаешь?

– Я не могу понять самой сути, но у меня такоеощущение, словно я в карточном домике и он вот-вот развалится. Дело не в том,что я работаю в журнале мод, а это несерьезно. Конечно, до сих пор все, что яделала, было довольно-таки бессмысленно, но я не об этом. Стимул у меня есть,ведь всегда хочется добиться успеха в новом деле, правда?

Он кивнул.

– Конечно, это классная работа, хотя я исейчас не уверена, что она поможет мне попасть в «Нью-Йоркер». Наверное, надождать худшего, ведь до сих пор все шло слишком уж гладко, слишком хорошо, чтобыбыть правдой. Хотя, может, я просто сошла с ума.

– Это вряд ли, деточка, я думаю, ты простоочень чувствительна. Но знаешь, я согласен с тем, что тебе повезло. Люди могутпрожить всю жизнь – и не увидеть того, что увидишь ты за один этот год. Тытолько подумай! Ты едва закончила университет – и уже работаешь у самойвлиятельной женщины в самом престижном журнале и в крупнейшем журнальномиздательстве в мире. Ты увидишь, как крутятся колесики в самом сердцемеханизма. Если ты будешь держать ушки на макушке и добросовестно выполнятьсвои обязанности, ты за один год узнаешь больше, чем многие твои коллеги за всюсвою карьеру.

В центре доски он выложил свое первое слово:УДАР.

– Неплохо для начала, – сказала я и подсчиталаочки, умножив их на два, потому что это было первое слово, открывающее игру.Папа: 22 очка; Энди: 0. Мои буквы не выглядели многообещающе, но потом я вдругпоняла, что, если бы у меня было еще одно А, я смогла бы написать ПРАДА, но этоимя собственное и, конечно, не считается. Вместо этого я прибавила к Д Е и А иполучила свои жалкие шесть очков.

– Я хочу убедиться, что ты встряхиваешьпо-честному, – сказал папа, размахивая коробкой с буковками. – Чем больше я обэтом думаю, тем больше мне кажется, что для тебя грядут великие перемены.

– Надеюсь, ты прав, по крайней мере обрезковоберточной бумаги мне теперь хватит надолго. Может, и получше что-нибудьподвернется.

– Обязательно, детка, непременно. Вот увидишь.Тебе, может быть, кажется, что ты занимаешься чепухой, но это не так, поверьмне. Это начало чего-то грандиозного, я чувствую. Я тут разузнал кое-что отвоем боссе. Эта Миранда считается женщиной с тяжелым характером, что верно, товерно. Но я думаю, тебе она понравится. И еще я думаю, что и ты ей понравишься.

Весьма довольный собой, он составил на доскеслово СКАТЕРТЬ, использовав мое Е.

– Надеюсь, ты прав, папочка, я очень на этонадеюсь.

– Она главный редактор «Подиума», ну, знаете,это журнал мод, – настойчиво твердила я в трубку, сдерживаясь из последних сил.

– А! Поняла, о ком вы! – сказала Джулия,младший агент по рекламе из «Книг для молодежи». – Классный журнал, и мнестрашно нравятся эти письма, где девочки-подростки рассказывают о своихпроблемах. Неужели все это правда? Помните одно письмо, там…

– Нет, нет, это не для подростков, это скореедля взрослых женщин (теоретически по крайней мере). Как, вы действительноникогда не видели «Подиум»? (Да неужто такое вообще возможно, думала я.) Вобщем, ее фамилия ПРИСТЛИ. Да, Миранда, – сказала я с поистине ангельскимтерпением.

Интересно, как бы она отреагировала, если быузнала, что я говорила по телефону с человеком, который никогда не слышал ееимени? Вряд ли ей бы это понравилось.