– Прошмандовка, – припечатала баба Лена, –гулящая. Через день нового мужика вела. Накрасится, кудри начешет, духамиобольется и топает на каблучищах или на машинах приезжает… Автомобили вседорогие, парни чванливые, мимо пройдут – головы не наклонят, и Сонька самалетит – фыр-фыр, словно и незнакомы. Гордая слишком была с соседямиздороваться, куда нам до нее, со свиным рылом в калашный ряд…

– И все мужики такие?

– Один только был приличный, на «Жигулях» старенькихездил, зимой появился, уж не упомню, когда. В декабре, что ли! Я с внучком уподъезда гуляла, смотрю, машина подкатила. Вываливается Сонька, а с ней парень.Дошли до меня, мужик так вежливо и произносит: «Здравствуйте».

Баба Лена прямо растерялась от неожиданности. На следующийдень она, вооружившись для надежности палкой, побрела в аптеку. Идти предстоялодалеко, на проспект, киосков с лекарствами в округе полно, но только вгосударственной аптеке можно получить необходимое по бесплатному рецепту.

Старуха, боясь упасть на покрытом льдом тротуаре, медленнопроползла через двор. Вдруг рядом остановились «Жигули», высунулся вчерашнийСонькин кавалер и спросил:

– Куда собрались, бабуля?

– В аптеку, сынок.

– Садитесь, подвезу.

Удивленная невероятным вниманием, баба Лена влезла в«Жигули» и вмиг была доставлена сначала по нужному адресу, а потом домой.

– Вот какой воспитанный, – вздыхаластарушка, – а изменился он с зимы по весну!

– Почему?

Баба Лена пожала плечами.

– Кто его знает, может, Сонькино влияние. Дурноезавсегда хорошее перешибет, как ни старайся. Плохому быстро учатся.

– Нет, вы не поняли. Почему вы решили, будто онизменился?

– А и решать нечего, все было видно.

Всю зиму баба Лена не встречала приветливого парня. Сонькаприводила все время мужиков, но других, а вот в марте опять приехал этот, встареньких «Жигулях». Баба Лена обрадовалась и встретила мужика как родного.

– Здравствуй, сынок, давненько я тебя не видела.

Но еще недавно вежливый, хорошо воспитанный человек,уткнувшись носом в воротник дубленки, прошмыгнул мимо нее в подъезд, не сказавни слова. Потом он начал довольно часто появляться и каждый раз старательноприкрывал лицо. Сначала воротником дубленки, потом плаща, затем натянул наголову кепку с огромным козырьком и черные очки. И больше он никогда нездоровался, не подвозил бабу Лену и не улыбался. Ну а потом разнесся слух, что СонькуРепнину прирезал хахаль, и к бабе Лене пришли из милиции, показали несколькокарточек, и старуха из кучи снимков безошибочно выбрала тот, где был запечатленпарень, подвозивший ее в аптеку.

– А вы уверены, что зимой и весной видели одного и тогоже человека? – осторожно поинтересовалась я.

– Конечно.

– Отчего вы так решили?

– А кому другому быть? Высокий, плечистый,блондинистый… и машина одна.

– Какая?

– «Жигули», точно знаю, у зятя такая.

– Цвет?

– Синий, нет, черный, нет, коричневый, –запуталась бабка, – словом, темный.

Я молча вышла на улицу и села на лавочку у подъезда. Синий,черный, коричневый, просто темный цвет… Не слишком точные показания. И еще одно– у Володи никогда не было дубленки, следовательно, он не мог идти к подъезду вмарте, пряча лицо в воротник овечьего полушубка. Значит, это был не Вовка! Ноесли не он, то кто?

Домой я возвращалась в расстроенных чувствах, открыла дверьи ахнула. Прихожая и видневшийся вдали коридор были вымыты, нет, выскоблены,натерты до блеска, и по квартире разливался упоительный аромат мясногонаваристого супа.

– Эй, есть кто здесь живой? – крикнула я.

– Мы тут, – раздался многоголосый хор.

Я вошла на кухню и обнаружила за огромным столом кучународа: Лиза, Кирюшка, Маша Гаврюшина, Саша Кротов… Дети опять притащилиодноклассников. У плиты, завязав косынкой волосы, суетилась Ксюша, увидев меня,она слегка покраснела.

– Уж извините, похозяйничала без вас. Открылахолодильник, обеда нет, ну и сварила, что сумела, из того, что в заморозкенашла.

Я уставилась на восхитительно пахнущий суп и горку ароматныхкотлет, посыпанных зеленью с чесноком. В холодильнике лежали только обрезки,купленные мной для собак.

– Небось устали? – заботливо поинтересоваласьКсюша и, ловко неся огромный живот, достала тарелку. – Садитесь скорей,котлет попробуйте. Правда, мясо не ахти было, но свежее, только жилистое.

Я молча проглотила три котлетки. Как, интересно, онаухитрилась сделать такую вкуснотищу из бросового продукта?

Дети тоже молча орудовали в тарелках. Собаки сыто щурилисьна диванчике.

– Надо с ними выйти, – вздохнула я.

На улице опять начинался дождь, и перспектива прогулкисовершенно не радовала.

– Уже сходила, – весело возвестила Ксюша, – ялюблю животных. Вот та, толстенькая, – она ткнула пальцем в осоловевшуюМулю, – сначала на меня рычала, но, как мясо попробовала, мигомуспокоилась, такая продажная оказалась.

Выпалив последнюю фразу, Ксюша радостно расхохоталась. Еевеселый, какой-то детский смех прокатился по кухне. Встречаются иногда такиесветлые, чистые люди, от одного присутствия которых окружающим становитсяхорошо.

Я невольно улыбнулась и, запихивая в себя четвертую котлету,пробормотала:

– Тебе нельзя так утомляться, еще и полы мыла.

– И белье постирала, – влез Кирюшка, – и измоей комнаты весь мусор выволокла.

– Не делай больше этого, – велела я, –отдыхай перед родами.

– Ерунда, – отмахнулась Ксюша, – вы целыйдень заняты, а я получаюсь лентяйка-нахлебница. Не могу сидеть сложа руки. Эх,жаль, спиц нет.

– Ты вяжешь?

– Как машина, – ответила Ксюша, – жилетку затри часа.

– А шарлотку печь умеешь? – с набитым ртомпоинтересовался Кирюшка.

– С каким кремом? Ванильным или шоколадным?

– Не знаю, – растерялся Кирка, – Лампа вообщебез крема делает, просто бисквит с яблоками.

– А ты испеки и с таким и с таким, – посоветовалаЛиза.