– Эй, парень, поди-ка сюда! Садись, будешь моимсменщиком.

Его скамья была на самом носу, и Хельги понял, чтоудостоился чести. Здесь садятся храбрейшие: когда корабли сходятся для битвы,на носу опасней всего. Он пошел к Оттару, нырнув под толстую шкаторину паруса,переползавшего с правого борта на левый. Корабль возвращался подобрать Карка,махавшего рукой из воды. Хельги сел рядом с викингом и спросил:

– Это ты предложил выкинуть его рыбам? Мне показалось,совет был неплохой.

Когда же Карку бросили веревку с петлей и вытащили его напалубу, он немедленно нашел глазами Оттара и Хельги, и Хельги увидел, как вразокаменело его лицо. Тогда он понял, что здесь, подле Оттара, сидел раньшеименно Карк.

Корабль стоял на якоре возле скалистого мыса. Мореходыразвели костры и приготовили ужин, а потом улеглись спать, натянув над скамьямиполог из раскрашенной кожи.

Хельги знал, что завтрашний день не покажется ему легким,что надо выспаться, пока можно, пока не начался этот переход к Свальбарду,длящийся несколько суток… однако сон не шел все равно.

Мать рассказывала, как она увидела отца после тогопоследнего боя. Отца принесли к кораблю на огромном гардском щите. Воиныопустили щит наземь так осторожно, словно боялись кого-нибудь разбудить, и матьувидела, что лицо отца осталось почти спокойным, только у ноздрей и на грудизапеклась черная кровь, да открытые глаза были такими, что лучше в них незаглядывать. И вот тогда она поняла, что чужой воин, которого она бояласьдевять дней и ночей, никогда больше не обнимет ее, не проведет ладонью поволосам… и жизнь, остававшаяся еще впереди, эта долгая жизнь без него сталавдруг жизнью без радости и без счастья…

Хельги перевернулся на другой бок и вздохнул. Ему казалосьпорой, будто он все видел собственными глазами. Объятый пламенем погребальныйкорабль, медленно уходящий под парусом по великой реке, и мать, горько плачущуюна берегу оттого, что ее не положили рядом с отцом…

А потом она родила на свет сына и стала отказывать всем, ктожелал взять ее в жены и породниться с халейгами. А сватались к ней вседостойные и славные люди и, уж верно, неплохо жилось бы ей хозяйкой вкаком-нибудь богатом дворе…

Было дело прошлой зимой на празднике Йоль, когда съелижертвенного кабана и плясали вокруг костров во дворе. Хельги думал тогда, чтоэто был последний для него Йоль в Линсетре, и веселился от души… когда сзадивдруг послышался сердитый шепот матери и мужской голос, произносивший:

– Много женихов ушло отсюда ни с чем, но от меня-то тыне отделаешься так просто.

Хельги обернулся, оставив Вальбьерг, с которой плясал. Тамдействительно стояла мать и с ней один из гостей, красивый и совсем не старыймужчина. Хельги знал, что еще перед пиром он долго беседовал с матерью наедине,но не слышал о чем. Теперь его пошатывало от выпитого пива, и мать, не желая подниматьшум, тщетно пыталась выдернуть у него руку.

Хельги как на крыльях перелетел через костер… Подоспевшиепарни подняли неудачливого жениха и повели прочь, пока не разгорелась настоящаяссора. А мать подошла к Хельги и прижалась к нему, жалобно заглядывая в глаза,и ему показалось, что она впервые признала в нем своего защитника и надежу,хотя Хельги давно уже стал выше ее ростом и гораздо сильней… Она впервые невыбранила его за то, что он ввязался в драку, где вполне могли покалечить. Вотты и вырос, сынок. Теперь уже не я присматриваю за тобой и оберегаю, анаоборот. Зачем же ты так скоро вырос, сынок, зачем я не могу всю жизньприсматривать за тобой и оберегать!..

Он пойдет с викингами на Свальбард. Он станет суровымгероем, привычным к сражениям и к веслу и очень похожим на отца. Он думал обэтом так, словно им предстояло вернуться через много-много зим, а не нынешнимже летом… Все так, но ему отчаянно хотелось домой, в тихий Линсетр, и чтобымать погладила по вихрам и назвала Мстиславушкой… А то еще посидела с ним, каквсегда, когда он был маленьким и болел…

Небось, плакала теперь в жестоком отчаянии, потому чтоморские сторожа разглядели его прыжок с Железной Скалы и то, как Оттар втащилего на корабль. Не иначе, разыскала где-нибудь след и упросила Эйрика начертатькрепкие руны, привлекающие удачу. Да порезала палец и окрасила их, чтобы вернеепомочь сыну в пути… Матери таковы: всю кровь по капле отдадут ради детей. Дажеради самых бездельных, от которых не дождешься толку ни нынче, ни потом.

– Я вернусь, – молча пообещал Хельги и пожелал,чтобы мать услышала его слова. Это бывает, люди слышат друг друга за много днейпути…

С тем он и уснул.

– Ты вот что, парень, – сказал ему Ракни конунгдве ночи спустя. – Пореже бы ты называл себя Хельги, такие имена не длябеглых рабов. И чтоб я больше не видел тебя возле форштевня. Ты ничем еще незаслужил права стоять там и смотреть!..

Хельги больно хлестнули эти слова, но он промолчал: свождями не спорят. А ведь он родился на корабле. На боевом корабле, где-то вдатских проливах возле острова Хлесей, когда братья отца возвращались домой изГардарики. Стояла штормовая ночь, и брызги из-под форштевня окропили его,новорожденного, заменив чашу с водой, которую должен был взять в руки отец…Людям показалось, что неспроста это и из мальчишки, пожалуй, получится мореход…

Ракни и его викинги привыкли узнавать волка по волчьим ушам.Им еще придется поверить, что внук Виглафа Ворона вырос не за жерновами и не вхлеву!

Попутный ветер совсем некстати затих, и пришлось взяться завесла. Хельги сидел на палубе, глядя на мерно работавшего Оттара, и не безтрепета ждал, когда наступит его черед. Он, конечно, знал, где у весла лопасть,а где рукоять. Он греб на корабле дяди, когда тот приезжал в Раумсдаль. Но чтозначили эти выходы на полдня по сравнению с той долгой мужской работой, котораятеперь его ожидала! Оттар греб легко; сядешь после такого, и все сразу заметят,что корабль движется медленнее. А у Хельги ко всему прочему нещадно разболелосьплечо, проткнутое стрелой. После насмешек Ракни он не стал его перевязывать,вот и приключился нарыв, поселилась противная дергающая боль… как грести?

– Держи весло, – совсем неожиданно сказал Оттар.Хельги подлез под его руки и сел рядом, чтобы перенять весло, не помешавсоседям. Он не попросит об отдыхе, пока Оттар сам не прогонит его со скамьи.Чего бы это ни стоило…

Весло было тяжеленное, вытесанное из мелкослойной сосны идлиной в три человеческих роста. Кормовые и особенно носовые весла всегдаделаются длиннее, это затем, чтобы все разом достигали воды. Вот и получается,что сидящие на носу не только первыми бросаются в бой, но и работают большедругих. Оттого никто не может сказать, будто зависть и почет достаются им не посправедливости.

После первого же десятка ударов плечо облило невыносимымогнем, стало одновременно жарко и знобко, и Хельги помимо воли принялся беречьлевую руку, чувствуя, как катится по лбу и груди преждевременный пот… Ну ужнет, сказал он себе. Жалобы они от него не дождутся.