Поздние летние сумерки принесли с собой благословеннуюпрохладу. Таня на минуточку задержалась внизу, под деревьями, жадно вдыхаявоздух полной грудью. Днем у нее от жары разболелась голова, и во времяспектакля она чувствовала себя неважно. Сейчас ей хотелось побыть одной,прогуляться, наслаждаясь тишиной и свежим воздухом. Но не в костюме же. Онаосторожно поставила ногу на первую ступеньку лестницы, когда услышала позадиголос Таранова:

– Тебе что, плохо?

Откуда он взялся, Таня так и не поняла. Ей казалось, чтоЛешка поднялся наверх одним из первых.

– А тебе что за дело? – спросила она,полуобернувшись. – Не знаешь, куда пристроить завалявшуюся в карманетаблетку аспирина?

Оттого, что Таранов являлся источником ее постоянногораздражения и беспокойства, Таня на него злилась. Если женщина влюблена в вас,еще не факт, что она будет с вами добра.

– Что-то не хочется, чтобы ты свалилась больная исорвала гастроли, – проворчал Таранов, подходя ближе.

От него пахло чистым сценическим потом и очень слабо –туалетной водой с ноткой табака. Запах, который она знала слишком хорошо, чтобывовсе на него не реагировать.

– Не волнуйся, твоему триумфальному шествию по городами весям ничего не грозит! С моей стороны уж точно.

– О, как всегда – выпендреж в чистом виде. Сходила бы кВеленко, чего зря мучиться? Могу тебя под ручку к нему доставить, если коленкиподгибаются. – Таранов разговаривал таким тоном, словно делал ей огромноеодолжение.

Это бесило. Кроме того, Таня не могла простить ему тогослучая, когда она позвонила, чтобы извиниться и помириться, а он отчитал ее,как девчонку.

– Я сама решу, что мне делать с моей собственнойголовной болью, – продолжала упорствовать она.

Таранов стоял перед ней в горделивой позе, задрав однубровь. Это означало, что он в драчливом настроении. Прямо позади него, рядом санонсом их антрепризы, висел большой плакат, рекламировавший новую книгуизвестного писателя Аристарха Заречного. На фотографии у Заречного было точнотакое же выражение лица, как сейчас у Лешки, и Таня против воли фыркнула.

– Ощущаешь себя великим артистом? – ехидноспросила она.

– Злая ты, – лениво сказал Таранов. – Учти набудущее: злые женщины портятся быстрее, чем осетрина. Не хочешь принять рукупомощи – не надо.

– Хочу, – быстро ответила Таня.

Таранов несколько секунд раздумывал, потом подставил ейлокоть. Она бодро ухватилась за него, лихорадочно соображая, как сейчасвыглядит. Скорее всего, не очень, раз Лешка решил, что ей плохо.

Наверное, было бы лучше подниматься по лестнице молча, безслов приноравливаясь друг к другу. Однако молчать было совершенно невозможно.Таня не смогла выдержать эту гнетущую паузу и небрежно спросила:

– Видел афиши Заречного? Помнится, ты его простобоготворил.

– А что? – тотчас ощетинился Таранов. – Тыпо-прежнему считаешь, что увлекаться можно только Львом Толстым?

– Заречный завтра в полдень автографы раздает в книжноммагазине, – продолжила Таня как ни в чем не бывало. – Он,оказывается, живет в Ордынске.

– Не в Ордынске, а под Ордынском, – буркнулТаранов. – У него уединенный дом где-то в лесу. – Тут же он воодушевился. –И молодец, что уехал из Москвы. В Москве настоящий сумасшедший дом и смог, какпосле торфяного пожара.

– Я бы со страху умерла, – призналась Таня,радуясь, что они впервые за последний год так мирно разговаривают. –Творить в глуши…

Они уже добрались до входа, и Лешка, галантно пропустив дамувперед, заявил:

– Иди пока переодевайся, а я приведу Веленко.

Таня рассчитывала, что он действительно приведет Веленко,однако через четверть часа, когда она уже надела брюки и футболку и началаснимать с лица тон, Вадим явился в гримерку один.

– Починяем головы! – воскликнул он спорога. – Кому латать, кому лудить?

Веленко выглядел отоспавшимся, а его оптимистичный настройсвидетельствовал о том, что Белинда до сих пор его не шуганула.

– А где Таранов? – не удержалась от вопроса Таня.

– Отстал от обоза. Его Анжела перехватила. Говорит,что-то дико срочное. Да и фиг с ним. Зачем он нам тут нужен? Он же не можеттихо сидеть, все время вещает, как радиостанция, мешать будет.

Вадим усадил Таню в кресло и заставил закрыть глаза. Потомпохрустел суставами, долго тер ладонь о ладонь и, наконец, дотронулся до еевисков. Таня сразу почувствовала тепло и тянущую силу, котораясконцентрировалась вокруг ее головы. Веки налились приятной тяжестью… Однакоудовольствие продолжалось недолго. Не прошло и пяти минут, как кто-то попыталсяоткрыть дверь. Предусмотрительный Веленко запер ее на задвижку, однаконастойчивый посетитель не ушел, а принялся громко стучать. Через секунду с тойстороны до них донесся требовательный голос Будкевича:

– Откройте мне сейчас же!

– Ну что за народ? – расстроился Вадим, прерываясеанс и отправляясь открывать. – Опять кто-нибудь чего-нибудь вычудил. Вотувидишь! Алик просто так не впадает в ярость.

Таня хотела сказать, что Будкевич вовсе не в ярости, однакокогда режиссер ввалился в гримерку, поняла, что была не права. Раздутые ноздрии глаза, мечущие громы и молнии, ворвались внутрь первыми. Закружившись покомнате, Алик поднял такой вихрь, что из пудреницы вылетела пуховка и,подпрыгнув, приземлилась на стол.

– Вы заперлись на замок! – обвиняющим тоном заявилБудкевич, остановившись, наконец, и уперев руки в боки.

– Вадим мне головную боль снимал, – тотчасоправдалась Таня. – Ничего предосудительного!

– Мне наплевать, чем вы тут занимались, – рявкнулБудкевич. – Я имел в виду, что вы ни черта не знаете и сидите тут, как нив чем не бывало…

– А что случилось?! – тотчас спросили оба«преступника» хором, причем довольно испуганно. После событий в Перегудоветруппа была настороже, все опасались новых неприятностей.

– Таранов разругался с Рысаковым из-за какой-то бабы!Там такой тарарам стоит, и никто их не может утихомирить.

– Из-за какой бабы? – удивился Веленко.

– Да не знаю я! Из-за какой-то… Какая мне разница,из-за какой бабы мои артисты собираются уложить друг дружку ударом в челюсть?!

– Так ты бы разнял их! – воскликнула Таня, вскочивс места и собираясь бежать на место происшествия.

– А что толку? Я их сейчас разниму, а потом они опятьсцепятся. Два молодых идиота… Тут разобраться надо. Ты должна пойти иразобраться! – приказал он, наставив на Таню указательный палец. –Рысаков только тебя и слушается.

– Ну вот еще, ерунда какая! – воскликнула Таня,тем не менее собираясь бежать и разнимать. – Он что мне – сын родной,чтобы слушаться?