Третий автомобиль так быстро проехал мимо, что я даже старатьсяне стала. Стояла себе на четвереньках, провожая их грустным взглядом. И все жеони задним ходом вернули свой «Ситроен» и минут пять не решались его покинуть:открыв рты, испуганно наблюдали меня из закрытых окон.

Нервы мои уже изрядно подорвали предыдущие две семьи,поэтому этих я обругала отборнейшим русским матом — натренировалась в сарае.Пока материлась, упрямо гоняла мысль по извилинам мозга и нашла-таки тамфранцузское слово.

— Бульденеж! [1] — яростно завопила я. — Бульде-неж!

Французы открыли окна.

И меня понесло: на ум приходили слова, одно за другим.

— Мсье! Мсье! — заходилась я в радостном крике, не забываякрутить задом, точнее, стулом.

Двери «Ситроена» слегка приоткрылись.

— Тужур! Бонжур! — что есть мочи орала я, не оставляя стулав покое.

Толпа молодых людей высыпала из автомобиля. Их было четверо,симпатичных молодых парней. Охотно познакомилась бы с ними в любое другоевремя, но в том виде, в котором была, попыталась бежать от позора, не жалеялоктей и коленей. Голодная и измотанная, я готова была на все, но не утратиладвух вещей: достоинства и желания вызывать восхищенье. В этом смысле ободранныещеки, колени и руки не помогали, а стул просто гадил.

Дернула я от них на запредельной скорости (не забывайте остуле!), но молодые люди меня поймали и разглядывали с сочувствием. От их теплая вспомнила целую фразу соотечественника Кисы Воробьянинова.

— Мсье, же не манж па си жур! [2] — с чувством произнесла я,мучаясь совестью из-за того, что сильно преувеличиваю.

На самом деле я не ела всего второй день, но французы,услышав, что я не ела шесть дней, пришли в жуткий ажиотаж. Самыйсообразительный из них, крикнув: «Э бьен!» — помчался к машине. Остальныеломанулись за ним. Чем только не кормили меня! Начали с мягчайшей французскойбулочки — кормили с рук, как корову. Я стояла на четвереньках, жадно ела изсимпатичных французских рук и ломала голову: как объяснить своим благодетелям,что веревку можно и развязать? И что у нас, в России, принято есть своимируками.

Не подозревая о моих страданиях, они радовались поеданиюбулки и приговаривали: «Са ва бьен», что, как выяснилось позже, равнозначнонашему «все идет хорошо».

Действительно хорошо, я не возражаю. В сравнении с тем, чтобыло, даже отлично, но лучшему нет предела. Доев булку, я презрела прочиесладости и, выругавшись по-русски, вспомнила, что прекрасно владею английским.И все пошло как по маслу. По-английски я объяснила, чего хочу, и французыневиданно удивились. Пришлось спросить:

— Что же вы думали, я привязала себя к стулу сама, дала обетне развязываться и чесанула на карачках гулять по Европе?

И подумала: поразительно, как глупы эти французы. И ещебабуля моя утверждала, что любовники они непревзойденные. Впрочем, возможно,бабуля права, но как это может мне сейчас пригодиться?

Короче, в конце концов меня развязали. Я поднялась во весьсвой немалый рост, явив при этом массу женских достоинств. Мои спасители толькоприсвистнули: «О-ля-ля!»

Вот когда я поняла, что они не бросят меня в беде! Поняла ивозмутилась:

— С чего вы взяли, что я сама себя привязала к стулу?!

В ответ они выразили изумление: почему я не перегрызлаверевку, а так над собой издевалась?

Действительно, почему?!

Я обычная дура, они же приняли меня за изощреннуюмазохистку. Мои зубы действительно дотягивались до этой проклятой веревки, такпочему я не сообразила ее перегрызть? Остается тешить себя надеждой, что мойсклад ума предназначен исключительно для каких-то масштабных деяний.

— В следующий раз обязательно перегрызу веревку, — успокоилая своих французских спасителей.

Сидя на заднем сиденье «Ситроена», сытая и без стула, я былаблизка к счастью. Франция уже снова казалась великолепной страной: какие люди! какиедома! какая природа!

Придя в себя, я поведала французам о черствости ихсоотечественников, а они рассказали, что в Европе множество модернистскихтечений. Девицей, ползущей со стулом на заднице по обочине дороги, во Францииникого уже не удивишь. Здесь видали покруче виды.

Из благодарности я придумала байку, что на меня напали такиевот модернисты. Об истине почему-то говорить не хотелось. Французы отнеслись кмоему устному творчеству с огромным сомнением, но на дальнейшем развитии сюжетаиз деликатности не настаивали. Они любезно согласились подбросить меня доместечка, от которого до Парижа рукой подать. Чем ближе к Парижу мы подъезжали,тем мрачнее я становилась. Без документов, вещей и с жалкими евро,заработанными аттракционом со стулом, я нуждалась в помощи Тонкого. А Тонкого япотеряла. И он меня потерял.

Когда я подвела итоги своего путешествия, то решила, чтолучше бы оставалась дома с русскими трупами, чем загибаться от голода с живымифранцузами. Возможно, я и сгущала краски, но в любом случае, согласитесь,оказаться на чужбине в одной мини-юбке, в которой нет даже карманов, ужасно —если ограничиться лишь приличными выражениями. Вы не подумайте, на мне ещеблузка была, но и она не решала проблемы, поскольку выглядела я настоящейгрязнулей. Ночное ползание по траве, разумеется, отразилось не только наколенях, локтях и подбородке, но и на одежде. Короче, я решила ехать в Орли напоиски сумки.

Да, забыла сказать: итоги я подводила уже на обочинеавтострады, куда высадили меня французские парни. Видимо, без стула я былазначительно привлекательней: проезжающие мимо мужчины пытались скрасить моеодиночество. Как только я решилась ехать в Орли, немедленно откликнулась напризыв симпатичного француза на потрясной спортивной машине алого цвета. Откликнуласьи тут же пожалела об этом. Молодой стиляга-француз воспользовался моейбеспомощностью: я не могла нецензурно выругать его по-французски, и поэтому онлихо демонстрировал все возможности своего скоростного автомобиля. После этойпоездки в Орли я искала уже не сумку, а туалет.

Впрочем, выйдя из туалета, я вспомнила и про сумку. Долгобродила по залам и внимательно изучала все вывески, соображая, куда обратитьсяпо поводу багажа. Тут-то и нашел меня Тонкий. От радости я расцеловала его, аон по-прежнему был всем недоволен.

— Где ты болталась? — сердито спросил Тонкий.

— Будто не знаете, — с обидой ответила я. — Зачем вы за мнойувязались, если меня хватают в заложники все кому не лень? Я думала, вы должныменя охранять.