Тонкий внимательно, сузив глаза, посмотрел на меня ирявкнул:

— Разберемся. Пойдем.

— А сумка? — разволновалась я.

— Сумка тебе не понадобится, — презрительно бросил Тонкий.

У меня снова возникла потребность посетить туалет.

* * *

Тонкий привез меня в трехэтажный дом, очень красивый,утопающий в зелени. Там, совсем как в шпионских фильмах, в плетеном шезлонгесидел мужчина в плавках и с бокалом в руке. Действие происходило у громадногобассейна: в неестественно голубой воде плавали экзотические рыбы. О прочихприбамбасах и рассказывать не хочу. От великолепия я не обалдела, но гордостьмоя (четырехкомнатная квартира в центре Питера) показалась убожеством. Да чтотам я со своей квартирой — даже высокопоставленный старик (друг бабули) сосвоей роскошной дачей выглядел нищим на фоне этого дворца с бассейном. А он всеже, не хухры-мухры, крупной державы идеолог и все такое прочее. Кто же тогдаэтот, в плавках?

Пролетарская гордость меня спасла. Я всеми способамидемонстрировала, что все эти буржуазные навороты меня не колбасят: скучны онимне до безобразия.

Мужчина с бокалом уставился на мои ноги, стертые в кровь, илениво спросил по-английски:

— Как ты собираешься все это объяснять?

А Тонкий подкрался к нему и с подобострастием шепнул что-тона ухо.

— Вы о чем? — демонстрируя независимость, небрежно бросилая, мысленно опасаясь наделать от страха в штаны.

Тонкий, зараза, не пустил-таки меня в туалет.

Демонстрация моей независимости подействовала на мужчину вплавках странным образом: в нем проснулась галантность. Он указал жестом настул и задумчиво произнес:

— Присаживайся пока.

Меня передернуло: стул был хуже расстрела. Я испуганноосведомилась:

— Можно, я лучше в кресло?

— Как хочешь, — удивился мужчина.

От его цепких глаз не скрылась моя реакция. Пришлось емурассказать о ночном приключении.

Мужчина с бокалом, немало потешившись, мазнул взглядом поТонкому и спросил:

— Где вы нашли эту дуру?

— Было сложно, но мы старались, — с ужасным акцентомпрошелестел Тонкий.

На лужайке перед бассейном вдруг вырос Седовласый, читавшийв самолете проспекты.

— Почему ты помешала совершить выстрел агенту? — спросилмужчина в плавках, кивая на Седовласого.

Пришлось поправку внести:

— Книга, не я.

Тонкий прикрикнул:

— Это неважно, отвечай на вопрос.

— У меня два ответа, — нехотя проворчала я.

— Давай оба, — усмехнулся мужчина в плавках.

— Первый ответ: я не знала, сэр, что это агент, он непредставился. Второй ответ: не было уверенности, сэр, что агент хоть как-тоумеет стрелять.

Мужчина в плавках хихикнул:

— Что, так плохо держал в руке пистолет?

— Хуже некуда. Для пользы нашего общего дела, сэр, яприкинула: будет лучше, если террорист увидит мое хорошее к нему отношение иоценит его.

— Но он не оценил. Как думаешь, почему? — поинтересовалсямужчина в плавках.

Я пожала плечами:

— Сэр, чужая душа — потемки.

Мужчина в плавках кивнул, сделал глоток из бокала иобратился к Тонкому:

— Девчонка круглая идиотка. Уверен, отношения к террористамона не имеет. Связаться с ней может лишь такой придурок, как ты.

Тонкий с поклоном угодливо осведомился:

— Может, заменим ее?

Мужчина в плавках отмахнулся опустевшим бокалом:

— Теперь уже поздно. На переправе коней не меняют.

В этом месте почему-то захотелось внести поправку: мол, я неконь, а скорее кобыла, так что можно и заменить. Но я и рта раскрыть не успела,как мужчина в плавках грозно скомандовал:

— Приведите в порядок ТО, что есть, и пусть работает ЭТО,раз не нашли ничего поумней.

Тонкий воскликнул: «Есть!», грубо схватил меня за руку ирезво потащил к автомобилю. Делать прощальный реверанс мужчине с бокаломпришлось на бегу, но он уже толковал с Седовласым.

— Что слышно от Ника? — донесся до меня его строгий вопрос.

Ответа я не услышала, но тоже очень хотела знать, что слышноот Ника? Я была абсолютно уверена, что Ник — это мой Николай, то есть Коля.

Тонкий привез меня в другой дом, менее дорогой, но тожеочень красивый. Импорта и здесь хватало везде: на потолке, на стенах, на полу.Новый мой собеседник был с усами, в изумительной бороде и в человеческомрабочем настроении, хоть и походил на обезьяну. Вместо плавок на нем былстрогий костюм. Бокалами здесь и не пахло. Бассейн заменял широкий письменныйстол с лампой а-ля Берия. Но этот мужчина мне очень обрадовался и повел себятак, словно мы с ним друзья. Разочаровывать его я не решилась, поскольку ктакому поведению рядом со мной мужчины редко стремились — если не врать.

— Рад тебя видеть, крошка, — сказал он по-английски,отечески потрепав меня по щеке и неожиданно чмокнув в губы.

Вынуждена была подумать: ощущение, словно с веникомпоцеловалась.

— Присаживайся, — сказал он, жестом указывая на стул.

Пришлось содрогнуться вторично:

— Спасибо, я постою.

Он удивленно спросил:

— Что с тобой, детка?

Не хотелось докучать ему мизерностью своих проблем, поэтомуя заверила:

— Все в порядке, но на стул не сяду под страхом казни.

— А как ты к диванам относишься? — после легкой заминкипоинтересовался мужчина.

На всякий случай я уточнила:

— Прекрасно, если на них сидеть. Или лежать одной.

— Тогда приглашаю в другую комнату, там есть диван, — сказалмужчина, пряча усмешку в усах и бороде.

На предложенный диван я присела, стыдливо подтягиваякороткую юбку на израненные колени. Мужчина сел в кресло напротив. Между намибыл стол, на столе шкатулка и пепельница.

— Теперь ты мне больше нравишься, — сказал он, деловитодоставая из шкатулки изящные щипчики и сигару. — Если будешь продолжать в томже духе, у нас все получится.