— Он сказал, что все мы умрем, потом сказал, что ждет конца.Он меня напугал… — понизив голос, сказала Вера.

Судья кивнул.

— А потом что вы делали? — спросил он.

— Вернулась в дом. Затем, перед ленчем, снова вышла, подняласьна гору. Я весь день не могла найти себе места.

Судья Уоргрейв потрогал подбородок.

— Остается еще Роджерс, — сказал он. — Но я не думаю, чтоего показания что-либо добавят к имеющимся у нас сведениям.

Роджерс, представ перед судилищем, ничего особенного несообщил. Все утро он занимался хозяйственными делами, потом готовил ленч. Передленчем подал коктейли, затем поднялся наверх — перенести свои вещи с чердака вдругую комнату. Он не выглядывал в окно и не видел ничего, что могло бы иметьхоть какое-то отношение к смерти генерала Макартура. Он твердо уверен, что,когда накрывал на стол перед ленчем, там стояло восемь негритят.

Роджерс замолчал, и в комнате воцарилась тишина. СудьяУоргрейв откашлялся. Ломбард прошептал на ухо Вере: «Теперь он произнесетзаключительную речь».

— Мы постарались как можно лучше расследовать обстоятельстваэтих трех смертей, — начал судья. — И если в некоторых случаях отдельные лицане могли (по всей вероятности) совершить убийство, все же ни одного человеканельзя считать полностью оправданным и свободным от подозрений. Повторяю, ятвердо уверен, что из семи человек, собравшихся в этой комнате, один — опасныйпреступник, а скорее всего еще и маньяк. Кто этот человек, мы не знаем. Намнадо решить, какие меры предпринять, чтобы связаться с сушей на предмет помощи,а в случае, если помощь задержится (что более чем вероятно при такой погоде),какие меры предпринять, чтобы обеспечить нашу безопасность — сейчас нам большеничего не остается.

Я попрошу каждого подумать и сообщить мне, какой выход изсоздавшегося положения он видит. Предупреждаю, чтобы все были начеку. До сихпор убийце было легко выполнить свою задачу — его жертвы ни о чем неподозревали. Отныне наша задача — подозревать всех и каждого. Осторожность —лучшее оружие. Не рискуйте и будьте бдительны. Вот все, что я вам хотелсказать.

— Суд удаляется на совещание, — еле слышно пробормоталЛомбард.

— И вы ему поверили? — спросила Вера.

Вера и Филипп Ломбард сидели на подоконнике в гостиной. Заокном хлестал дождь, ветер с ревом бился в стекла. Филипп наклонил голову кплечу и сказал:

— Вы хотите спросить, верю ли я старику Уоргрейву, чтоубийца — один из нас?

— Да.

— Трудно сказать. Если рассуждать логически, он, конечно,прав, и все же…

— И все же, — подхватила Вера, — это совершенно невероятно.

Ломбард скорчил гримасу.

— Здесь все совершенно невероятно. Однако после смертиМакартура ни о несчастных случаях, ни о самоубийствах не может быть и речи.Несомненно одно: это убийство. Вернее, три убийства.

Вера вздрогнула:

— Похоже на кошмарный сон. Мне все кажется, что этого простоне может быть.

Филипп понимающе кивнул:

— Ну да, все чудится: вот раздастся стук в дверь и тебепринесут чай в постель.

— Ох, хорошо бы, все кончилось так! — сказала Вера.

Филипп Ломбард помрачнел.

— Нет, на это надеяться не приходится. Мы участвуем вужасном кошмаре наяву!

Вера понизила голос:

— Если… если это один из нас, как вы думаете; кто это?

Ломбард ухмыльнулся:

— Из ваших слов я понял, — сказал он, — что нас выисключаете. Вполне с вами согласен. Я отлично знаю, что Я не убийца, да и ввас, Вера, нет ничего ненормального. Девушки нормальней и хладнокровней я невстречал. Поручусь, чем угодно, что вы не сумасшедшая.

— Спасибо, — Вера криво улыбнулась.

Филипп сказал:

— Ну же, мисс Вера Клейторн, неужели вы не ответитекомплиментом на комплимент?

Вера чуть замялась.

— Вы сами признали, — сказала она наконец, — что ни во чтоне ставите жизнь человека, и тем не менее как-то не могу представить, чтобы вынадиктовали эту пластинку.

— Верно, — сказал Ломбард. — Если б я и затеял убийство, тактолько ради выгоды. Массовое покарание преступников не по моей части. Пошлидальше. Итак, мы исключаем друг друга и сосредоточиваемся на пяти собратьях позаключению. Который из них А. Н. Оним? Интуитивно — и без всяких на тооснований — выбираю Уоргрейва!

— Вот как? — удивилась Вера. Подумала минуты две и спросила:— А почему?

— Трудно сказать. Во-первых, он очень стар, а вовторых, втечение многих лет вершил судьбы людей в суде. А значит, чуть не всю жизньощущал себя всемогущим, точно Господь Бог. Это могло вскружить ему голову. Онмог поверить, что властен над жизнью и смертью людей, а от этого можно спятитьи пойти еще дальше — решить, например, что ты и Высший судия и палачодновременно.

— Возможно, вы правы, — чуть помедлив, согласилась Вера.

— А кого выберете вы? — спросил Ломбард.

— Доктора Армстронга, — выпалила Вера.

Ломбард присвистнул:

— Доктора? Знаете, а я бы его поставил на последнее место.

Вера покачала головой.

— Вы не правы. Две смерти произошли в результату отравления.И это прямо указывает на доктора. Потом нельзя забывать, снотворное миссисРоджерс дал он.

— Верно, — согласился Ломбард.

— Но если бы сошел с ума доктор, его бы не скоро удалосьразоблачить. Потом доктора очень много работают, и помешательство может бытьрезультатом переутомления, — настаивала Вера.

— И все-таки мне не верится, что он убил Макартура, — сказалЛомбард. — Я уходил ненадолго: он бы просто не успел — если только он не мчалсятуда и обратно стремглав. Но он не спортсмен и не мог совершить такую пробежкуи не запыхаться.

— Но он мог убить генерала позже, — возразила Вера.

— Это когда же?

— Когда он пошел звать генерала к ленчу.

Ломбард снова присвистнул:

— Так вы думаете, он убил генерала тогда? Для этого надообладать железными нервами.