— Посудите сами, чем он рисковал? — перебила его Вера. — Он— единственный медик среди нас. Что ему стоит сказать, будто генерала убили часназад? Ведь никто из нас не может его опровергнуть.

Филипп задумчиво поглядел на нее.

— Умная мысль, — сказал он. — Интересно…

— Кто это, мистер Блор? Вот что я хочу знать. Кто это можетбыть? — Лицо Роджерса дергалось. Руки нервно теребили кожаный лоскут — ончистил столовое серебро.

— Вот в чем вопрос, приятель, — сказал отставной инспектор.

— Мистер Уоргрейв говорит, что это кто-то из нас. Так воткто, сэр? Вот что я хочу знать. Кто этот оборотень?

— Мы все хотим это узнать, — сказал Блор.

— Но вы о чем-то догадываетесь, мистер Блор. Я не ошибся?

— Может, я о чем и догадываюсь, — сказал Блор. — Но однодело догадываться, другое — знать. Что если я попал пальцем в небо? Скажутолько: у этого человека должны быть железные нервы.

Роджерс утер пот со лба.

— Кошмар, вот что это такое, — хрипло сказа он.

— А у вас есть какие-нибудь догадки, Роджерс? —поинтересовался Блор.

Дворецкий покачал головой:

— Я ничего не понимаю, сэр, — севшим голосом сказал он. —Совсем ничего. И это-то меня и пугает пуще всего.

— Нам необходимо выбраться отсюда! Необходимо! — выкрикивалдоктор Армстронг. — Во что бы то ни стало!

Судья Уоргрейв задумчиво выглянул из окна курительной,поиграл шнурочком пенсне и сказал:

— Я, конечно, не претендую на роль синоптика, и тем не менеерискну предсказать: в ближайшие сутки — а если ветер не утихнет, одними суткамидело не обойдется — даже если бы на материке и знали о нашем положении, лодкане придет.

Армстронг уронил голову на руки.

— А тем временем всех нас перебьют прямо в постелях! —простонал он.

— Надеюсь, нет, — сказал судья. — Я намереваюсь принять всемеры предосторожности.

Армстронг неожиданно подумал, что старики сильнее цепляютсяза жизнь, чем люди молодые. Он не раз удивлялся этому за свою долгую врачебнуюпрактику. Вот он, например, моложе судьи, по меньшей мере, лет на двадцать, анасколько слабее у него воля к жизни.

А судья Уоргрейв думал: «Перебьют в постелях! Все доктораодинаковы — думают штампами. И этот тоже глуп».

— Не забывайте, троих уже убили.

— Все так. Но вы, в свою очередь, не забывайте: они незнали, что их жизнь в опасности. А мы знаем.

Армстронг с горечью сказал:

— Что мы можем сделать? Раньше или позже…

— Я думаю, — сказал судья Уоргрейв, — кое-что мы все жеможем.

— Ведь мы даже не знаем, кто убийца, — возразил Армстронг.

Судья потрогал подбородок.

— Я бы этого не сказал, — пробормотал он.

— Уж не хотите ли вы сказать, что догадались? — уставился нанего Армстронг.

— Я признаю, что у меня нет настоящих доказательств, —уклончиво ответил судья, — таких, которые требуются в суде. Но, когда я вновьперебираю факты, мне кажется, что все нити сходятся к одному человеку.

Армстронг снова уставился на судью.

— Ничего не понимаю, — сказал он.

Мисс Брент — она была в своей спальне наверху — взяла Библиюи села у окна. Открыла Библию, но после недолгих колебаний отложила ее иподошла к туалетному столику. Вынула из ящика записную книжку в черной обложкеи написала:

Случилось нечто ужасное. Погиб генерал Макартур. (Егодвоюродный брат женат на Элси Макферсон). Нет никаких сомнений в том, что егоубили. После ленча судья произнес замечательную речь. Он убежден, что убийца —один из нас. Значит, один из нас одержим диаволом. Я давно это подозревала. Нокто это? Теперь все задаются этим вопросом. И только я знаю, что…

Несколько секунд она сидела, не двигаясь, глаза еепотускнели, затуманились. Карандаш в ее руке заходил ходуном. Огромнымикаракулями она вывела: …убийцу зовут Беатриса Тейлор…

Глаза ее закрылись. Но тут же она вздрогнула и проснулась.Посмотрела на записную книжку и, сердито вскрикнув, пробежала кривые каракулипоследней фразы.

«Неужели это я написала? — прошептала она. — Я наверное,схожу с ума».

Шторм крепчал. Ветер выл, хлестал по стенам дома. Всесобрались в гостиной. Сидели, сбившись в кучку, молчали. Исподтишка следилидруг за другом. Когда Роджерс вошел с подносом, гости буквально подскочили.

— Вы позволите задернуть занавески? — спросил Роджерс. — Такздесь будет поуютней.

Получив разрешение, он задернул занавески и включил свет. Вкомнате и впрямь стало уютней. Гости повеселели; ну, конечно же, завтра штормутихнет… придет лодка…

Вера Клейторн сказала:

— Вы разольете чай, мисс Брент?

— Нет, нет, разлейте вы, милочка. Чайник такой тяжелый. Ипотом я очень огорчена — я потеряла два мотка серой шерсти. Экая досада.

Вера перешла к столу. Раздалось бодрое позвякиванье ложек,звон фарфора. Безумие прошло.

Чай! Благословенный привычный ежедневный чай! Филипп Ломбардпошутил. Блор засмеялся. Доктор Армстронг рассказал забавный случай изпрактики. Судья Уоргрейв — обычно он не пил чая — с удовольствием отхлебывалароматную жидкость.

Эту умиротворенную обстановку нарушил приход Роджерса. Лицоу дворецкого было расстроенное.

— Простите, — сказал он, ни к кому не обращаясь, — но вы незнаете, куда девался занавес из ванной комнаты?

Ломбард вскинул голову:

— Занавес? Что это значит, Роджерс?

— Он исчез, сэр, ну прямо испарился. Я убирал ванные, и водной убор… то есть ванной, занавеса не оказалось.

— А сегодня утром он был на месте? — спросил судья.

— Да, сэр.

— Какой он из себя? — осведомился Блор.

— Из прорезиненного шелка, сэр, алого цвета. В тон аломукафелю.

— И он пропал? — спросил Ломбард.

— Пропал.

— Да ладно. Что тут такого? — ляпнул Блор. — Смысла тут нет,но его тут и вообще нет. Убить занавесом нельзя, так что забудем о нем, сир, —сказал Роджерс.