На щеках мисс Брент вспыхнули красные пятна. Спицы застыли вее руках.

— Это возмутительно! — сказала она.

Безжалостный тихий голос продолжал:

— Когда мы вернулись в комнату, вы, мисс Брент, склонилисьнад миссис Роджерс.

— Неужели обыкновенная жалость — преступление? — спросилаЭмили Брент.

— Я хочу установить факты, и только факты, — продолжалсудья. — Затем в комнату вошел Роджерс — он нес коньяк, в который он, конечно,мог подсыпать снотворное до того, как вошел. Миссис Роджерс дали коньяку, ивскоре после этого муж и доктор проводили ее в спальню, где Армстронг дал ейуспокоительное.

— Все так и было. Именно так, — подтвердил Блор. — А значит,от подозрений освобождаются: судья, мистер Ломбард, я и мисс Клейторн, —трубным ликующим голосом сказал он.

Пригвоздив Блора к месту холодным взглядом, судьяпробормотал:

— Да ну? Ведь мы должны учитывать любую случайность.

— Я вас не понимаю. — Блор недоуменно уставился на судью.

— Миссис Роджерс лежит у себя наверху в постели, — сказалУоргрейв. — Успокоительное начинает действовать. Она в полузабытьи. А что еслитут раздается стук в дверь, в комнату входит некто, приносит, ну, скажем, таблеткуи говорит: «Доктор велел вам принять это». Неужели вы думаете, что она бы неприняла лекарство?

Наступило молчание. Блор шаркал ногами, хмурился. ФилиппЛомбард сказал:

— Все это досужие домыслы. Никто из нас еще часа два-три невыходил из столовой. Умер Марстон, поднялась суматоха.

— К ней могли наведаться позже, — сказал судья, — когда вселегли спать.

— Но тогда в спальне уже наверняка был Роджерс, — возразилЛомбард.

— Нет, — вмешался Армстронг. — Роджерс был внизу — убиралстоловую, кухню. В этот промежуток кто угодно мог подняться в спальню миссисРоджерс совершенно незаметно.

— Но ведь к тому времени, доктор, — вставила мисс Брент, —она должна была уже давно заснуть — она приняла снотворное.

— По всей вероятности, да. Но поручиться в этом я не могу.До тех пор, пока не пропишешь пациенту одно и то же лекарство несколько раз, незнаешь, как оно на него подействует. На некоторых успокоительное действует довольномедленно. Все дело в индивидуальной реакции пациента.

Ломбард сказал:

— Что еще вам остается говорить, доктор? Вам это на руку,так ведь?

Армстронг побагровел. Но не успел ничего сказать, сновараздался бесстрастный недобрый голос судьи.

— Взаимными обвинениями мы ничего не добьемся. Факты — вот счем мы должны считаться. Мы установили, что нечто подобное могло произойти. Ясогласен, процент вероятности здесь невысок, хотя опять же и тут многое зависитот того, кем был этот «некто».

— Ну и что это нам даст? — спросил Блор.

Судья Уоргрейв потрогал верхнюю губу, вид у него был до тогобесстрастный, что наводил на мысль: а подвластен ли он вообще человеческимчувствам.

— Расследовав второе убийство, — сказал он, — мы установили,что ни один из нас не может быть полностью освобожден от подозрений. А теперь,— продолжал он, — займемся смертью генерала Макартура. Она произошла сегодняутром. Я прошу всякого, кто уверен, что у него или у нее есть алиби, повозможности кратко изложить обстоятельства дела. Я сам сразу же заявляю, что уменя алиби нет. Я провел все утро на площадке перед домом, размышлял о томневероятном положении, в котором мы очутились. Ушел я оттуда, только когдараздался гонг, но были, очевидно, какие-то периоды, когда меня никто не видел,— и в это время я вполне мог спуститься к морю, убить генерала и вернуться насвое место. Никаких подтверждений, что я не покидал площадку, кроме моегослова, я представить не могу. В подобных обстоятельствах этого недостаточно.Необходимы доказательства.

Блор сказал:

— Я все утро провел с мистером Ломбардом и мистеромАрмстронгом. Они подтвердят.

— Вы ходили в дом за канатом, — возразил Армстронг.

— Ну и что? — сказал Блор. — Я тут же вернулся. Вы сами этознаете.

— Вас долго не было, — сказал Армстронг.

— На что, черт побери, вы намекаете? — Блор налился кровью.

— Я сказал только, что вас долго не было, — повторилАрмстронг.

— Его еще надо было найти. Попробуйте сами найти в чужомдоме моток каната.

— Пока мистера Блора не было, вы не отходили друг от друга?— обратился судья к Ломбарду и Армстронгу.

— Разумеется, — подтвердил Армстронг. — То есть Ломбардотходил на несколько минут. А я оставался на месте.

Ломбард улыбнулся:

— Я хотел проверить, можно ли отсюда дать сигналы на сушупри помощи гелиографа. Пошел выбирать место, отсутствовал минуты две.

— Это правда. — Армстронг кивнул. — Для убийства явнонедостаточно.

— Кто-нибудь из вас смотрел на часы? — спросил судья.

— Н-нет.

— Я вышел из дому без часов, — сказал Ломбард.

— Минуты две — выражение весьма неточное, — ядовито заметилсудья и повернул голову к прямой, как палка, старой деве, не отрывавшейся отвязанья.

— А вы, мисс Брент?

— Мы с мисс Клейторн взобрались на вершину горы. После этогоя сидела на площадке, грелась на солнце.

— Что-то я вас там не видел, — сказал судья.

— Вы не могли меня видеть. Я сидела за углом дома, свосточной стороны: там нет ветра.

— Вплоть до ленча?

— Мисс Клейторн?

— Утро я провела с мисс Брент, — последовал четкий ответ. —Потом немного побродила по острову. Потом спустилась к морю, поговорила сгенералом Макартуром.

— В котором часу это было? — прервал ее судья.

На этот раз Вера ответила не слишком уверенно:

— Не знаю, — сказала она, — за час до ленча, а может быть, ипозже.

Блор спросил:

— Это было до того, как мы разговаривали с генералом илипозже?

— Не знаю, — сказала Вера. — Он был какой-то странный, — онапередернулась.

— А в чем заключалась его странность? — осведомился судья.