— Она два года по больницам. Какие могут быть отношения? Я слышал от Регины, моей бывшей жены, что-то такое, мол, он якобы приходил в больницу, пытался проникнуть в палату. Нечего ему там делать, негодяю.

— Вы вините его лишь в наезде? — спросила Катя.

Кутайсов посмотрел на нее.

— Ваша дочь Пелопея могла приехать в Бронницы сама, с кем-то, или же ее могли похитить, — сказала Катя. — Вы знаете такого Клавдия Мамонтова — сотрудника тамошнего ГИБДД?

— Я его знаю.

— Он делился с вами своими подозрениями по поводу Кравцова, да? Он именно его подозревает в похищении вашей дочери и попытке ее убийства в результате наезда.

— Он мне говорил об этом, — сухо отозвался Кутайсов.

— И что? И как вы отреагировали?

— Девушка, такие вопросы, особенно после сообщения об убийстве этого типа Кравцова, задавать возможно мне лишь в присутствии моего адвоката.

— Нет, нет, какой адвокат! Мы ни в чем вас не уличаем и не обвиняем, — примирительно замахал руками Гущин. — Нам надо прояснить для себя картину происшествия трехлетней давности. Из материалов дела это практически невозможно. Пожалуйста, расскажите нам, как все было. Когда вы узнали о пропаже вашей дочери?

— Это было летом, конец июня. Я звонил Ло, она не отвечала на мои звонки — днем, вечером. Я решил, что она где-то тусуется. Позвонил утром, но телефон опять не отвечал.

— Она не ночевала дома? — спросила Катя.

— Ло тогда жила не дома на Новой Риге, а в той самой нашей квартире на Патриарших, где живет сейчас с матерью. Она жила отдельно. Сама так решила. Мы не слишком часто с ней виделись в тот период. Это было сложное время для нашей семьи. Мы с моей женой тогда уже были на грани развода. Наши дети это тяжело переживали. Ло решила жить отдельно от нас в Москве. Мы общались в основном по телефону. Я встревожился, что она не отвечает на звонки. Позвонил сыну Гавриле, тот тоже забеспокоился. Он поехал на Патрики. Дверь ему никто не открыл. Мы совсем встревожились. Я обратился в полицию, но мне сказали, что еще срок небольшой — мол, ваша дочь пропала совсем недавно. А через сутки мне позвонили из Бронниц, сказали, что Ло там, в больнице, после аварии. Они установили, что это она…

— По отпечаткам пальцев, — заметила Катя. — Она до этого оказалась замешана в деле о наркотиках. У нее давно были проблемы с этим?

— Да, были проблемы, — отец Пелопеи кивнул. — Что толку скрывать? Раз у вас там свое полицейское досье. Все эти проблемы с наркотой начались примерно за полгода до аварии, до этого мы с женой Региной никогда не замечали ничего такого. Понимаете, это был такой удар для нас! В этом доля нашей с женой вины — Ло тяжко переживала сложности в нашей семье, наше решение развестись. Она всегда была любящей дочерью, она не могла смириться с нашим решением и… Я думаю, в этом причина.

— В Бронницах вы с семьей бывали прежде? — спросил Гущин.

— Нет, никогда. Мы живем на Новой Риге, построили там дом — это же тоже загород.

— Быть может, кто-то из ваших знакомых, друзей имеет там дачу, дом?

— Нет, никто.

— Может, кто-то из друзей Пелопеи?

— Насколько я знаю — нет. Все ее друзья — школьные и юности — все с Новой Риги. Я понятия не имею, как она могла очутиться в этих богом забытых Бронницах.

— У Пелопеи в то время имелся парень? — спросила Катя.

— Она была красавица, за ней целый сонм кавалеров увивался, — сказал Кутайсов. — Насколько я знаю, ни о чем вроде свадьбы она не помышляла, считала, что еще рано, просто кружила головы мальчишкам — и в школе, и в университете. Но затем это все как-то отошло на второй план — из-за разлада в нашей семье, я говорю — она не могла с этим смириться. Она уединилась, стала чуть ли не затворницей. И эти чертовы наркотики…

— А чем занималась ваша дочь, как зарабатывала на жизнь? — спросила Катя.

— У вас такой вид многозначительный, словно вы подозреваете, что Пелопея оказывала эскорт-услуги, — заметил Кутайсов. — К вашему сведению, наша дочь прекрасно училась. Поступила в МГУ, три года на историческом факультете — отделение античности, затем слушала на философском факультете курс мифологии. Незадолго до аварии увлеклась дизайном — помогала подруге моей бывшей, Сусанне Папинака, в оформлении интерьеров. Там, на Патриках, даже есть одно кафе, которое они вместе оформили. Так что не записывайте мою дочь в проститутки и наркоманки!

— Вы меня неверно поняли, — Катя смутилась — разгневанный отец попал в самую точку.

— Извините, что оторвали вас от дел, — совсем мирным, благодушным тоном сказал Гущин. — Я бы хотел встретиться с вашей дочкой, не откладывая, прямо сегодня. Предупредите их с вашей бывшей женой и дайте адрес, пожалуйста, как обещали.

— Я позвоню Регине, — Кутайсов известил об этом не Гущина, а свою молодую жену Феодору.

Она за все время беседы не произнесла ни слова. Стояла рядом с Кутайсовым, разглядывала носки своих изящных замшевых сапог.

Кутайсов отошел, достал мобильный, набрал номер. Говорил он тихо.

— А в каких отношениях с Пелопеей вы? — спросила Катя юную мачеху.

— Нормальные отношения, то есть никакие, — девушка дернула плечиком. — Ло память, бедняжка, потеряла. Совсем ничего не помнит. Но это не сумасшествие. Она полной дурочкой не стала после аварии. Просто это амнезия у нее.

— Вы замуж за ее отца вышли недавно, да? А до аварии вы Пелопею знали?

— Мы учились с Ло в одном классе, там, на Новой Риге. Мы были соседями, были подругами, сидели за одной партой. Что толку скрывать? Вы все равно это узнаете. Мы долго и преданно с ней дружили. А потом все разбилось, как хрустальный шарик. Она винит меня в том, что я разрушила их семью, увела Платона у ее матери. Хотя там и разрушать уже было нечего. Но она винит меня. А может, и не винит уже. У Ло сейчас мало что поймешь. Может, она вообще все забыла? У нее же травмированная психика.

Юная мачеха Феодора говорила все это, наклоняя изящную головку то к одному плечику, то к другому, как птичка. Она чем-то была похожа на актрису Лайзу Миннелли. Только во всем ее облике не было присущей Лайзе беззаботности. Имелось что-то иное. Но Катя пока не могла определить природу этих скрытых чувств.

По дороге на Патриаршие пруды у полковника Гущина раздался звонок на мобильный — сотрудники розыска, занятые работой по строительной фирме Виктора Кравцова, извещали, что наконец-то нашли концы через администрацию рынка, связались с бухгалтером фирмы, и бухгалтер сообщила, что в последний раз разговаривала с Кравцовым примерно десять дней назад по телефону. Она пояснила: все заказы на дачные работы фирма имела лишь в летний период, и их было очень мало. В октябре вообще наступил мертвый сезон, торговый павильон на строительном рынке даже не окупал аренды и открывался от раза к разу.