– Поздравляю, рыжая, – сказал Сварог. –Кажется, ты все же становишься взрослой, если перестала очертя голову кидатьсяс мечом на первого встречного неприятеля…

Мара прищурилась:

– И эти вот насмешки – вся благодарность за мои великиесвершения на благо познания? Ну ладно, моя месть будет ужасна… Мэтр, не пора лиразобрать сокровища? Вы ведь с ума сходите от нетерпения!

Анрах, словно только и ждал конкретного приказа, проворноотставил чарку, расплескав выдержанное вино, бросился к мешкам. Сгоряча кинулсяраспутывать узлы кожаной шнуровки зубами и ногтями, но Мара, похмыкав, подалаему кинжал, и дело пошло гораздо быстрее – мэтр, ничего вокруг не видя и неслыша, кромсал шнурки даже там, где мог без труда развязать, валил высокиемешки набок, одну за другой вынимал книги, произносил вслух названия – громко,торжественно, звенящим от возбуждения голосом. Гладил ветхие переплеты, какженские щеки, его лицо стало молодым, одухотворенным, восторженным, Сварог дажепозавидовал чуточку – он видел перед собой человека, воспарившего от счастьякуда-то к седьмому небу, самому высокому, согласно здешним поэтическимметафорам.

Однако сам он чем дальше, тем больше испытывал разочарованиеи скуку. Несомненно, это были уникальнейшие издания, патентованные раритеты,уникумы, способные, судя по виду Анраха, привести ученый мир в бессильнуюзависть. Вот только, все сильнее возрастали подозрения, здесь ничего не былодля насущных целей Сварога – приземленных, практичных, далеко не стольвозвышенных, зато жизненно необходимых. Ну что же, сказал он себе, всеми силамистараясь не показать того, что творилось на душе, никто и не обещал, что добычаэта поможет в текучке, так что и разочарования никакого не должно быть.Главное, вернулись живыми и невредимыми – и пусть Анрах двигает вперед науку,ему по жизненному призванию положено…

Мэтр стоял посреди комнаты, по пояс скрывшись за второпяхнаваленными штабелями книг – фолиантов в классических дощатых переплетах сзолочеными петлями, на каких можно было подвешивать и ворота, пухленькихкарманных томиков, полуразвернувшихся свитков. В кабинете остро пахло ветхойкожей, пылью и еще чем-то трудноопределимым, что при некотором напряжениифантазии можно было и окрестить «ароматом ушедших веков». Сияющий Анрах ужераздражал Сварога, охваченного своими тягостными заботами, и он сталприкидывать, как потихоньку убраться отсюда под благовидным предлогом, чтобыненароком не испортить радости мэтру, и в самом деле неплохо потрудившемуся.

Мара вдруг отставила кубок, встала, выпрямилась с хорошознакомым Сварогу лукавым огоньком в глазах, оглянулась на счастливейшего изсмертных, стоявшего посреди груды уникумов. Улыбнулась хитро, загадочно:

– Я же говорила, что месть моя будет ужасна…Посмотрите, мэтр – наш повелитель, хотя и не показывает этого по великодушиюсвоему, на самом деле потихонечку впадает в уныние. Он определенно предпочел бывсему этому великолепию нечто более прозаическое, способное помочь не стольвозвышенным, но практичным задачам… Вполне возможно, его надежды не были быбеспочвенны, но он вместо благодарности насмехается над кое-кем из своих верныхсподвижников по свойственному ему бессердечию и злоязычию…

Заложила руки за голову и безмятежно потянулась, уставясь впотолок с мечтательной, насмешливой улыбкой. Сварог смотрел на нее напряженно,потихонечку исполняясь надежды. Как-никак он ее хорошо знал.

– Выкладывай, рыжая бестия, – сказал он хрипло.

– Ты сожалеешь о насмешках?

– Сожалею, сожалею, – сказал он. – Со стыдасгораю… Ну?

Мара фыркнула, извлекла из-под кресла черный кожаный футлярс полустершимся золотым тиснением – в таких обычно хранили важные документы –проворно открутила крышку с черной шелковой кистью, вытряхнула себе на ладонькакой-то предмет и, держа его двумя пальцами, подала Сварогу. Сказаланаставительно:

– Ты, конечно, и знать не знаешь, но это…

Сварог выхватил у нее кольцо – не рассуждая, почти грубо.Наверное, лицо у него вмиг переменилось, и настолько, что Мара моментальноумолкла, став серьезной.

– Быть этого не может, – сказал он. –Перстень Асверуса…

– Ну надо же, – сказала Мара разочарованно. –Вот так стараешься-стараешься, хочешь произвести впечатление, а потом вдругвыясняется, что не получится никакого сюрприза, и труды твои, чего доброго,были напрасными…

– Ничего подобного, – сказал Сварог, не отрываяглаз от лежащего на ладони перстня. – Ты великолепна, ты лучшая на свете,о чем бы ни шла речь…

Поднял ладонь к глазам. Золотое кольцо искуснейшей работы,сделанное отнюдь не ремесленником – тончайшая чеканка в виде дубовых листьев,изящные линии. Вместо камня – крохотный, с вишню, человеческий череп,заключенный в нечто вроде ажурного полушария, подогнанного так, что черепнисколечко не хлябал. Самый обычный череп, только крохотный, очень старый навид – ну да, и самому перстню должно быть более ста двадцати лет…

– Ты насквозь прав, но понятия не имеешь, насколько ялучше всех на свете, – сказала Мара, наблюдавшая за ним с гордым идовольным видом. – Ты еще бумаг не читал. На-ка, ознакомься.

Она вытряхнула из футляра два листа пергамента –потемневшего, утратившего гибкость. Мельком всмотрелась, подала Сварогу один,второй оставила себе.

Он впился взглядом в аккуратные строчки, выведенные искуснымписцом.

«Сим удостоверяется, что прилагаемые украшения, как то:перстень золотой весом в двести четыре квинутна с украшением из неизвестнойкости в виде черепа и золотое же ожерелье весом в тысячу сто семьдесят триквинутна с восемью сапфирами и четырьмя украшениями в виде черепов из той женеизвестной кости изготовлено в моей мастерской с приложением надлежащих клеймпо заказу благородного Шеллона, графа Асверуса, каковой расплатился со мноюсполна, благодаря чему вышеописанные изделия переходят в его полную и безраздельнуюсобственность.

Сословия Мер и Весов златокузнец Тиме Аркарад, дано в Равенечисла сорок первого месяца Квинтилия года три тысячи пятьсот восьмидесятогоХарумской Эры».

Ниже красовалась затейливая подпись со множеством завитушеки вензелей, служивших, надо полагать, исключительно для профессиональноговыпендрежа. А еще ниже протянулась одна-единственная строчка:

«Пробирное клеймо приложено 40 Квинтилия 80 X Эканцелярии советником…»

Подпись канцелярии советника совершенно неразборчива, далеконе такая манерная – должно быть, ему по роду службы приходилось оставлятьежедневно десятки автографов, и он заботился об экономии трудов, а не оизлишней красивости.

– Примерно за четыре месяца до его убийства, –сказал Леверлин, видя, что Сварог дочитал и опустил руку с бумагой. – Тывторую посмотри…

– Подождите, – сказал Сварог. – А ожерельегде?

Мара фыркнула: