Он мог говорить и делать все что угодно — остановить ДжулиюМэтисон было невозможно. Она твердо решила во что бы то ни стало добытьнеобходимые ее ученицам пособия, а значит, она их добудет. И мистер Дункан несомневался, что поездка в Амарилло, для которой она просила двухдневный отпуск,напрямую связана с поиском денег на их приобретение. Он точно знал, что богатыйдедушка одного из ее питомцев-инвалидов выделил довольно крупную сумму назакупку оборудования для реализации ее предыдущей программы. И этот дедушка жилне где-нибудь, а именно в Амарилло. Наверняка она собралась захватить врасплохничего не подозревающего человека и уговорить его материально поддержать еепрограмму по ликвидации неграмотности среди взрослых женщин.

Эта ее способность беззастенчиво Попрошайничать особеннопретила чопорному директору. Он считал недостойным по любому поводувыклянчивать деньги у богатых граждан города или их родственников. За те четырегода, которые Джулия работала под его началом, у мистера Дункана не было ниодного спокойного дня. Как бельмо на глазу, она постоянно напоминала о себе.Поэтому директор остался абсолютно равнодушным к чарам прелестного существа,представшего перед ним в спортивном зале. Некрашеная, с открытым лбом иволосами, собранными на затылке в хвост, Джулия излучала здоровье и юношескийзадор, которые в свое время обманули Дункана, когда он принимал ее на работу.Тогда он подумал, что перед ним обычная девушка — хорошенькая, уступчивая иотносительно недалекая. Эта ошибка дорого ему обошлась. Внешне Джулияпредставляла собой вполне ангелоподобное создание — небольшого роста, оченьтонкая, длинноногая, с изящно очерченным носом, высокими скулами и пухлымнежным ртом. Под красиво изогнутыми темными бровями, окруженные густымиизогнутыми ресницами, сияли огромные, не правдоподобно синие глаза, казавшиесякроткими и невинными. Лишь с большим опозданием Дункан понял, что единственнойчертой обманчиво-нежного лица, отражавшей истинную суть этой невероятнойдевушки, был жесткий, упрямый подбородок с небольшой, совсем неженственнойямочкой.

Подавляя растущее нетерпение, директор ждал, пока егонедисциплинированная подчиненная загонит свою «команду»в раздевалку, дастпоследние наставления по поводу предстоящей на следующей неделе игры и приведетсебя в порядок. Лишь после этого он снизошел до объяснения причин своегонеожиданного визита в спортзал.

— Звонил ваш брат Тед. Я поднял трубку, потому что большепоблизости никого не было, — раздраженно начал Дункан. — Он просил передатьвам, что родители ждут вас к обеду в восемь часов и что Карл даст вам дляпоездки свою машину. Он, кажется, упомянул, что вы отправляетесь в Амарилло.

— Да, я еду в Амарилло, — подтвердила Джулия с улыбкой,которая способна была обезоружить любого. Но только не директора китонскойшколы.

— У вас там друзья? — вежливо поинтересовался мистер Дункан,и его вопросительно приподнятые брови сошлись на переносице.

Джулия ехала в Амарилло, чтобы встретиться с богатымродственником одного из детей-инвалидов и убедить его дать немного денег на ееновую программу… Похоже, мистер Дункан уже догадался об этом.

— Но меня не будет на работе всего два дня, — попыталась онауйти от ответа. — И я уже договорилась о замене.

— Амарилло находится в нескольких сотнях миль. Наверное, увас там очень важные дела, если вы решили ехать в такую даль.

Но Джулия не собиралась удовлетворять любопытство своегодиректора и проигнорировала этот почти прямой вопрос о цели ее поездки. Вместоэтого она взглянула на часы и торопливо заговорила:

— О Боже! Уже половина пятого. Если я хочу до шестичасовогоурока попасть домой и принять душ, то мне лучше поторопиться.

У машины Джулию поджидал Вилли Дженкинс. Его маленькоеличико было сосредоточенно нахмурено.

— Я слышал, как мистер Дункан сказал, что вы едете вАмарилло, — сообщил он своим хриплым голосом, который скорее напоминал голосвзрослого мужчины, больного ларингитом. — И поэтому я хотел до вашего отъездаузнать… Мисс Мэтисон, скажите, я буду петь в «Зимнем карнавале» или нет?

Джулия с трудом подавила улыбку. Подобно своим старшимбратьям, Вилли Дженкинс занимался всеми видами спорта и везде был одним изпервых; он мгновенно становился лидером в любой команде; он пользовалсяневероятной популярностью среди всех учеников младших классов обоих полов, ипоэтому его особенно больно задевал тот факт, что там, где дело касалось музыки,он всегда оказывался последним. Ему никогда не давали петь ни в одном изшкольных спектаклей. Причина была проста — стоило Вилли открыть рот, как всеприсутствующие начинали корчиться от неудержимого хохота.

— К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос, Вилли.Решать буду не я, — сказала Джулия, забрасывая портфель на переднее сиденьесвоего маленького «форда». — Я в этом году не занимаюсь «Зимним карнавалом».

Тогда этот маленький донжуан улыбнулся проказливой, но в тоже время многозначительной улыбкой мужчины, который знает, что женщинанеравнодушна к нему. И это было истинной правдой. Джулия очень любила ВиллиДженкинса. Любила за абсолютное бесстрашие, за самобытный характер, завнутреннюю силу и особенно за врожденную доброту, которая больше всегопроявлялась в его отношении к одному мальчику-инвалиду по имени Джонни Эверетт.

— Понятно, — просипел Вилли, продолжая улыбаться, — ну аесли бы им занимались вы?

— Вилли, — улыбнулась Джулия, включая зажигание, — если мнеоднажды придется решать, кто будет петь, ты обязательно окажешься в числеизбранных.

— Обещаете? Джулия кивнула.

— Можешь проверить. Приходи в церковь, и я разрешу тебе петьв детском хоре.

— Боюсь, что там меня мало кто увидит. А мои предки тудавообще не ходят.

— Ну что ж, тогда тебе предстоит разрешить сложную дилемму,— ответила Джулия через открытое окно машины, давая задний ход.

— А что такое дилемма?

Протянув руку, Джулия взъерошила его волосы.

— Посмотри в словаре.

Задумавшись, она миновала «деловой центр» Китона — четыреряда магазинов и всевозможных контор, образующих квадрат вокруг величественногостарого здания, в котором располагалось руководство округа. Когда Джулия пятнадцатьлет назад впервые попала в Китон, этот маленький техасский городок, в которомне было ни небоскребов, ни широких проспектов, ни, наконец, трущоб, поначалуказался ей странным и чуждым, но вскоре она очень полюбила его тихие улочки ицарящий повсюду дух доброжелательности.

За прошедшие годы Китон почти не изменился. Он остался всетаким же — живописным и немного старомодным, с прелестным белым танцевальнымзалом в центре муниципального парка, вымощенными кирпичом улицами, уютнымимагазинчиками и содержащимися в идеальном порядке домиками. И хотя за последнеевремя население Китона увеличилось с трех до пяти тысяч человек, городполностью и без следа поглотил пришельцев. Китонцы, которых полностью устраивалих образ жизни, не желали ни к кому и ни к чему приспосабливаться, а потомуприспосабливаться пришлось чужакам.