Раскатистый баритон прокурора в очередной раз возымел своедействие, и лица всех людей, присутствовавших в зале суда, как по командеповернулись к подсудимому. Сидевший рядом с Заком адвокат, не разжимая губ,прошипел:

— Черт бы тебя побрал, Зак! Тебе что, трудно посмотреть наприсяжных?

Зак поднял голову и послушно посмотрел в направлениидвенадцати человек, которые вскоре должны решить его судьбу, хотя былосовершенно ясно: что бы он ни делал, мнения присяжных ему уже не изменить. Дажеесли бы Рейчел вдруг ожила и лично явилась в суд, чтобы обвинить его, она врядли была бы более убедительной, чем все те «свидетельства», которые он самсоздал против себя.

— Взгляните на него, — с пафосом продолжал Алтон Петерсон, —и вы увидите, кто сидит перед вами. Перед вами сидит человек, виновный вубийстве первой степени! И если вы хотите, чтобы восторжествоваласправедливость, то вы вынесете именно такой вердикт!

На следующее утро присяжные удалились на совещание, а Зак,которого отпустили под залог в один миллион долларов, вернулся в свой номер в«Кресчент отеле». В его мозгу поочередно мелькали две безумные идеи, которые,правда, взаимоисключали друг друга. С одной стороны, он хотел бежать в ЮжнуюАмерику, а с другой — убить Тони Остина. Тони казался ему наиболее вероятнымподозреваемым, хотя ни адвокаты Зака, ни многочисленные частные детективы,которых они нанимали, не смогли раскопать ничего такого, что свидетельствовалобы против него. Кроме, разве что, дорогостоящей потребности в наркотиках,которую ему было бы значительно легче удовлетворить, если бы Рейчел осталасьжива и вышла за него замуж после развода с Заком. Более того, если бы Зак впоследнюю минуту не изменил сценарии, тогда погиб бы Тони, а не Рейчел. Закпытался вспомнить, говорил ли он когда-нибудь в присутствии Тони о том, что емуне нравится концовка и он думает изменить ее. У него была привычка думатьвслух, поэтому вполне возможно, что он громогласно рассуждал об измененияхсценария, а потом просто забыл об этом. Кроме того, он точно помнил, что делалпо этому поводу письменные пометки, которые мог видеть кто угодно. Но свидетеливсе как один утверждали, что ничего не видели, не слышали и не знали.

Зак метался по номеру, как тигр в клетке, проклиная судьбу,Рейчел и самого себя. Снова и снова он прокручивал в уме заключительную речьсвоего адвоката, пытаясь убедить самого себя, что Артуру Хэндлеру все жеудалось поколебать уверенность присяжных в его виновности. Хэндлер избралединственно возможную в сложившейся ситуации линию защиты, попытался убедитьприсяжных, что Зак должен был бы быть полным идиотом, чтобы совершить такоеочевидное, шитое белыми нитками преступление и надеяться выйти сухим из воды,зная, что абсолютно все факты свидетельствуют против него. Когда в ходе судавыяснился тот факт, что у Зака была обширная коллекция оружия, Хэндлерсознательно заострил на этом внимание, стараясь доказать, что, имея богатыйопыт обращения с различными видами огнестрельного оружия, Зак сумел бы заменитьпатроны и вытереть пистолет так, чтобы не оставить при этом случайныхотпечатков пальцев.

В мозгу упрямо вертелась мысль о побеге в Южную Америку, ноэто была дурацкая мысль, и Зак это знал. Во-первых, если он сбежит, топрисяжные решат, что он виновен, даже если до этого соберутся оправдать его. Аво-вторых, он был личностью довольно известной, а уж после той шумихи, которуюподняли газеты вокруг этого суда, его обнаружат за считанные минуты. Куда бы онни отправился. Ему оставалось утешать себя только тем, что Тони Остин никогдабольше не будет сниматься в кино. Тот алкоголик, наркоман и извращенец,представший перед изумленной публикой на суде, будет попросту никому не нужен.

На следующее утро мучительное напряжение, в котором Закпребывал все эти дни, достигло критической точки. Неизвестность сводила его сума, и раздавшийся стук в дверь полоснул по нервам. Зак рывком распахнул дверьи увидел на пороге своего единственного друга. Человека, которому безоговорочнодоверял.

Зак не хотел, чтобы Мэтт Фаррел присутствовал на суде.Отчасти потому, что стеснялся своего унижения, но в основном потому, что нежелал, чтобы дружба с ним повредила репутации знаменитого финансиста. До вчерашнегодня Мэтт был в Европе, где вел переговоры по поводу покупки новой компании, иЗаку было несложно, разговаривая с ним по телефону, поддерживать видимостьоптимизма. Но сейчас достаточно одного взгляда на мрачное лицо друга, чтобыпонять, что Мэтт уже знает жуткую правду и, судя по всему, именно из-за этогоприлетел в Даллас.

— Только не нужно так радоваться моему приезду, — сухосказал он, входя в номер.

— Я же говорил тебе, что нет никакой необходимости приезжатьсюда, — не менее сухо заметил Зак, закрывая дверь. — Присяжные как раз сейчаспринимают решение. Так что скоро все мои мучения закончатся.

— В таком случае, — ответил Мэтт, ничуть не смущенный стольочевидным отсутствием энтузиазма по поводу своего приезда, — мы можем покаскоротать несколько часов за игрой в покер. О'Хара присоединится к нам, кактолько поставит машину и закажет номера. — С этими словами Мэтт снял пальто и,взглянув на измученное, осунувшееся лицо Зака, потянулся за телефонной трубкой.

— Ты чудовищно выглядишь, — констатировал он и заказалобильный завтрак на троих.

— Сегодня у меня удачный день, — говорил О'Хара шесть часовспустя, сгребая со стола свой выигрыш. Шофер и телохранитель Фаррела, мужчинаогромного роста с помятыми чертами лица, которые выдавали в нем бывшегобоксера-профессионала, тоже очень беспокоился за будущее Зака и, пытался скрытьэто за напускной веселостью и притворным оптимизмом, которые никого необманывали, но тем не менее делали общую атмосферу менее невыносимой.

— Напомни мне, чтобы я не забыл урезать тебе зарплату, —скривился Мэтт, глядя на все увеличивающуюся кучку монет у локтя О'Хары. — Еслиты можешь играть в покер по таким ставкам, то она явно высоковата.

— Ты говоришь это каждый раз, когда я обыгрываю тебя илиЗака, — жизнерадостно парировал шофер, тасуя колоду, — как в самые добрые дни вКармеле, когда мы играли почти каждый день. Только там мы обычно занималисьэтим не по утрам.

И судьба Зака не висела на волоске…

Эта никем не высказанная мысль тем не менее ощутимо повислав воздухе и вызвала неловкое молчание, которое, правда, почти тотчас же нарушилтелефонный звонок.

Зак поднял трубку, молча выслушал сообщение и встал.

— Присяжные приняли решение. Мне нужно ехать.

— Я поеду с тобой, — сказал Мэтт.

О'Хара тотчас же встал и достал из кармана ключи.

— Машина будет через пару минут, — сообщил он.

— Не стоит беспокоиться, — голос Зака звучал напряженно.Чувствовалось, что он из последних сил борется с охватившим его паническимстрахом, — меня подвезут мои адвокаты.