источников.

Так, пусть реки бурлят среди камней ваших пустых пещер,

Шаловливая пусть средь тростников теплых поет вода».

Молвив, он берега поколебал звонким биеньем волн.

И стремительный день уж возблистал разом для рек земных,

И уж голод настал долгий, рожден волей богов морских;

Властелин пожелал, чтобы они спали во глуби недр,

80 И тотчас, когда Феб вновь воссиял в ясном своем пути,

Рейн, ослабший совсем, в ложе свое вновь возвратился тут,

И все реки за ним в отчее вслед лоно опять вошли.

Странный облик небес,[234] трупы затем, гнившие там и сям

На раскисших полях погружены в месиво грязи их,

Нечистоты пещер, все, что снесло вниз со щербатых Альп,

А затем и земля вместе с ее смол испареньями

Заразили эфир среди жары злыми туманами,

Лишь ослабнуть успел натиск воды бурно клокочущей,

И никчемные там по берегам водоросли легли.

90 Феб когда с высоты пурпурной их всюду увидел сам,

Стал натягивать лук, и бледножелт, грозный наслал чуму

На народы, кто жил в рейнских краях по берегам реки,

Сея язвы кругом, ликом грозящ, стрелами лютыми,

Он девчушку мою хворью чумной смертною поразил,

Но останки ее вновь по весне, чистые, оживут[235]

В блеске лилий моих, кроткого песнь Феба они хранят:

В этой маленькой здесь урне сокрыл Цельтис Урселлы прах,

Кто Венере небес вечно служа, жрицей ее живет.

18. К своей Музе, чтобы она радушно приняла епископа Вормсского[236]

Ну-ка, Муза, поспеши в мое жилище!

Ибо гость грядет ко мне, кто вангионов

Пастырь, и со мною, милый, проведет все ночь средь песен.

Пусть твой лик ему предстанет, Муза, в книгах!

Кто смотреть на лик твой сможет воссиявший,

У кого чело, все помнят, Гипокреною омыто?[237]

Плектры мудрые тебе сливают вместе

Песни Лация струнами с песней греков;[238]

Ты, мой пастырь безупречный, в тех занятиях ученей!

10 А мои струне простой созвучны песни;[239]

Коль, богиня, чистой их омоешь влагой,

То они тогда дадут мне нектара глоток желанный.

19. К Иоанну Мельберию из Бамберга, знатоку всякого рода магии[240]

Ян, кого родил древний Бамберг, бывший

Кесарей давно местопребываньем

Почестями полн, где Регнез впадает

В Майн глубиною,

Вилла там была для колонов славных,

И ее давно повелитель Рима

Кесарь Генрих[241] сам преукрасил, поднял,

Всюду прославил.

Предками тебе здесь оставлен прежде

10 Отческий надел с очагом в расцвете,

Где с тобой не раз мы пиры вкушали

Полною чашей.

Среди тех пиров ты пытаешь, — могут

Магии труды наши двигать души,

Могут ли тела превращать в другие

С членами вместе.

Вопрошаешь ты, — мог бы знак священный

Рану затянуть от мечей кровавых,

И кого числом разрешит иль словом

20 Более сильный.

Вопрошаешь ты, могут ли заклятья

Нашими владеть исподволь умами

И, коль вызван, дух на призывы наши

К нам снизойдет ли.

Сообщаешь ты, что небесный мог бы

Сделать луч, и что смесь вещей подземных

И еще от всех что сокрыто бродит

В мире незримо.

Ты, ученый, мне на примерах речи

30 Объясняешь, взяв их из книг оккультных,

И растет твоя у селян повсюду

Громкая слава.

Говорят они, — есть у них воровки

Молока и есть, кто прервут зачатье

И болезнь нашлют, и испортят члены

Милым супругам.

Тайные один метко мечет стрелы,

Поражая все, что ни пожелает,

В воздухе одна на козле свирепом,

40 Мчится в полете.

Эта льдом сковать может рек теченье,

Грозные призвать Громовержца молньи,

Тот в кристалле все видит, что повсюду

В мире случилось.

Остроумно ты говоришь об этом,

Ян, к металлам труд прилагаешь желтым,

Чтобы дал тебе, сотворивши, злато

Сын Атлантиды.[242]

Эти все слова я считаю правдой,

50 Ты когда меня убедил воочью,

Я молю, чтоб ты не связал пред этим

Взор мой обманом.[243]

20. К Георгию Херебарду, аугсбургскому гражданину, философу[244]

У брега Леха Августа[245] вставшая,

Славна и граждан полная доблестых,

Среди которых ты, Георгий,

Блещешь своей безупречной тогой,[246]

Как сам Юпитер светлый блистанием

Средь звезд отличен на высоте небес

И как все реки европейцев

Мощный Дунай превосходит явно,

Кто здесь, приемля быстрые две реки, —

10 Болотный Кинф с Венетом[247] стремительным,

Кто древле вандалами назван,

Виндою, где лагеря у брега,

Ты, мудр, листаешь древних творения,

Что в песнях давних скрыто, являешь нам,

Ты сам Лукреций весь, а также

Ты и Манилий, прилежный к звездам;[248]

Все, что в томах прославленных Ливия

И все, что в книгах Плиния сказано,

Иль памятки, — Платоном дивным

20 Заключены в величайших книгах.

Умом прекрасным тайные всех вещей

Причины ищешь, климат земель деля

И пояса небес, какие

Видимы нами в округлых сферах.

Ты о поэте помни твоем, уж он

К концу подходит жизненного пути,

Чтоб описал он чудищ, коих

Держит земля среди вод студеных.

21. К Вильгельму Моммерлоху, кельнскому гражданину и философу[249]