class="poem">

Вильгельм, рожденный в стенах Агриппиных[250]

И нам известный предками древними,

Которых прежде Рима слава

В граде твоем поселить успела;

С тобой во граде я научился том

Вносить обманы чрез силлогизмов связь,

И диалектика все это

Передала крючкотворной речью.

С тобою юный мудрость священных книг

10 Познал, тогда же стало известно мне,

Чему Альберт с Фомой[251] учили, —

Мужи-гиганты в делах природы.

Латинской здесь не учат грамматике,

Не знают блеска риторов, и темна

Им математика, и все то,

Что во священных сокрыто числах.

Никто здесь ясных не испытует звезд,

Иль на которых движутся те осях,

Иль что ученым Птолемеем

20 Заключено в превосходном знанье.

Творенья мудрых смех вызывают там,

Там Цицерона, как и Марона книг

Боятся,[252] как, страшась, свиного

Не поедает Абелла[253] мяса.

Средь них один ты блещешь, изысканный,

Умом высоким, чтя математику,

И одобряешь то, что древность

Нам начертала, любя потомков.

22. К Гартманну из Эптингена, главе святой Базельской церкви[254]

О Гартманн, родом славным издревле ты

Рожден, где к небу Эптинген высится

И, к почестям привыкший, видит

Рейна истоки перед собою,

Таким приемлет Галлия вслед тебя,

Чтоб благородных знание дать наук,

А равно и искусств, которым

Учат паризии у Секваны.[255]

Ты там обучен, и вслед за тем тебя

10 Приемлет Базель и за труды твои

Дарит наградою почетной, —

Обеспечением постоянным.

В сем граде гостем был дорогим всегда

Ты всех ученых, все, что имел в своих

Покоях, все талантам чтимым

Предоставляя, благой наш отче.

Никто не знает больше меня, какой

Ко всем поэтам полон любови ты,

И с попеченьем отчим щедро

20 Их удостаиваешь дарами.

И хоть подагра вкралась в суставы ног,

Терзая члены долгими муками,

Однако ты не перестанешь

Мудрости следовать благодатной.

С тобою вместе много провел я дней,

Перечисляя звезды высокие,

И что земля родная кормит

Среди морей, на реках и нивах,

И сколько ясных в мире должно быть звезд,

30 Какие первой и каковы второй

Величины, скоплений звездных

Сколько сиянием меньшим светит,

Ты сообщаешь, сколько земля морей

Имеет, сколько есть островов вокруг

И, опытный космограф, помнишь

Все измеренья кругов небесных.

И потому ученое общество,[256]

Что обладает Рейном стремительным,

Тебя венчает похвалами,

Честью навеки тебя отметив.

23. К Бернгарду Валеру Барбату, математику, астроному и философу[257]

Бернгард, когда я думаю восхвалить

Твои заслуги будущим всем векам,

Тотчас является поэту

С песней размеренной Каллиопа;

Ведь ты отчизны слава великая,

Талант высокий силу обрел в тебе,

Второй Эвклид ты по фигурам

И среди числ Птолемей второй ты,[258]

И Ян второй[259] ты, Царской горою кто

10 Рожден блестящей,[260] — все, что оставил он,

Когда его свершился жребий,

Ты по священному принял праву,

Тома по-гречески и по-латински все

И инструментов разных обилие,

Что указуют звезд слеженье

По неоткрытым еще законам,

Размер их, место и положение,

И расстоянья, круговращенье их

И высоту, иль есть какое

20 Точное в мире у всех движенье.

Читаешь греков, зная отменно их,

И переводишь редкие ты тома

По математике, которых

Здесь на латинском никто не видел.

О сколь огромна слава в наш век твоя,

Гордиться больше будет германский край

Тобой, труды твои все видя,

Коими честь ты стяжал навеки!

Тебя вся наша чтит Алемания,[261]

30 Дивясь, возносит к звездам она тебя,

Прелат наш Вормсский[262] с всяким тщаньем

И возвеличивает, и славит.

В душе спокойной ты помяни жену,[263]

Что взята смертью волей была богов,

Чтобы теперь ты мог свободней

Мудрой учености предаваться.

Редка о книгах дума, где женщина

Дом баламутит тихий философа.

И днем и ночью сердце мужа

Жалами острыми уязвляя.

24. К Иоанну Рейхлину, или Капнию, знатоку трех языков и философу[264]

Капний, вся краса ты земли родимой,

Чей восточный край ограничен Вислой,[265]

Норикский же край ограничен Истром

С Альпами вместе,

Балтики залив, названный по шуму,

Ледяной, наш край северный венчает,

Западный же край там, где Рейн стремится

Хладным потоком.

Часто там с тобой, помню я, листали

10 То, в чем слышен глас греческих и римских

Был Камен, что дал Моисей законник

В Книге священной;

Ты велик, — отец и родоначальник,

Всех искусней в трех языках известных,

И не знаю я, чтоб сравнялся кто-то

В мире с тобою.

И тюбингенец чтит тебя сугубо,

Почестью большой окружает Базель,

Мудрые твои кто труды читают, —

20 Диву даются,

Тонкие, красой они дышат дивной,

Речи римлян в них иль афинян, или

Палестины речь, — твоего то голос

Мудрого сердца.

О чудесном ты в свет издал творенье,[266]